Ирина Хохлова - Возвращение любви Страница 16

Лишь однажды разговор с Петром зашел, кажется, слишком далеко. Она спросила из простого женского любопытства:

— Что ж ты женился и раз, и второй, если так их не любил, дорогой мой Петр?

— Тебе охота знать?

— Да странно просто. Они были, по твоим словам, некрасивые и злые, эгоистки от природы… А ты шел с ними в загс. Что это?

— Я еще раз спрашиваю — ты и впрямь хочешь знать правду?

— А что, твоя правда чем-то опасна мне?

— Не знаю, не знаю…

— Тогда не говори.

— Но ты же умрешь от любопытства. Поэтому скажу: я женился дважды из ненависти к женщинам.

— Но как так можно? От первой у тебя сын. Значит…

— Все равно — значит, как-то ребенок получился. А для этого нужно было спать вместе. А как же это можно, если женщину ненавидишь? И зачем это нужно, чтобы рядом был ненавистный человек?

— Вот-вот. Ты за меня задавай вопросы, а я послушаю.

— Все это возможно, кузина. Можно изо дня в день проводить время с человеком, которого ты не только не любишь, но и презираешь. Сидеть за одним столом, обсуждать семенные дела, смотреть телевизор и в урочное время ложиться в постель.

— Представить не могу.

— А ты можешь представить человека, который кончает с собой?

— Отчего ж? Могу.

— Ты можешь сказать, почему он это сделал?

— Стало невыносимо.

— Ты умница, кузина. Ты просто молодец. Невыносимо! То есть уже невозможно выносить жизнь. II тогда…

— И все-таки к чему ты?

— А к тому, что люблю жизнь. В этой жизни есть многое, что мне интересно. И я не мог оборвать эту жизнь.

— Такой вопрос вставал?

— Никогда. Я люблю жизнь. Но…

— Чего ж ты замолчал?

— …но со мной случилось великое несчастье.

— Какое, Петр? Почему я не знаю?

— Возможно, потому, что не хочешь знать! Но ты прекрасно догадываешься, что это несчастье связано с женщиной. Да, так оно и есть: я люблю. Смешно это или не очень, но это так. И к ужасу своему, с годами люблю все больше и больше. Вот только из-за нее, которая недоступна мне, я женился на женщинах, которых не любил. Это ведь тоже своего рода самоубийство потому что я хотел в себе убить всякую возможность любить ту женщину. Я хотел убить любовь через ненависть.

— Все это ты говоришь серьезно?

— Думай, как хочешь, — улыбнулся в тот раз Петр и перевел разговор на другую тему.

Ночью Валерий и Афанасий не вернулись, они спустились по Сыне до Оби, чтобы попробовать сплавные сети. Для этого нужен ровный плес с песчаным дном. Елена спала одна, и ей было неуютно. Проснулась в полночь и лежала с открытыми глазами, глядя на светлый потолок. Мысли ее были о Валерии. Река есть река. Всегда немножко тревожно. Мало ли что может случиться. Конечно, Афанасий опытный человек, но любит иногда приложиться к бутылке. Рассказывали, как спьяну свалился за борт, а моторка стала кружить вокруг него. Не подоспей случайные люди, мог бы утонуть.

Потом мысли вернулись к прошедшему дню, вспомнилась беседа с Петром. И вдруг ее осенило, она аж вскочила.

Он говорил, что всю жизнь любит какую-то женщину. Да кто же это может быть, если не она, Елена! Он еще мальчишкой любил ее. Только теперь стало ясно, почему так бережно он относился к ней. Как же это все странно! Получается, он растил ее, лелеял, берег, охранял, потому что любил.

Елена вспомнила, как долго Петр уговаривал ее поехать учиться в Ленинград. Она и не прочь была. Но в последний момент почему-то решила ехать в Ярославль. Случайно ли это? Или уже тогда она подспудно чувствовала, что Петр зовет не просто так. Потом появился Валерий, и она забыла о Петре. То есть не то чтобы забыла, просто в ее восприятии он остался далеким родственником и очень близким по духу человеком, который сделал ей много добра.

Теперь Елена понимала, почему Петр перестал писать ей, когда она сообщила, что выходит замуж. Только присылал открытки к праздникам.

«Да придумываю я все! — попрекнула себя Елена. — Петр относится ко мне, как к младшей сестре. И ничего иного быть не может. Это белая ночь подогревает твои фантазии, Елена».

Но как ни старалась она убедить себя, что ее догадка не более чем плод болезненного воображения, женское чутье подсказывало обратное.

Этого еще не хватало! Надо что-то предпринять. Да что тут думать? Нужно дать понять Петру, чтобы он не обманывал себя и не строил напрасных планов. Да разве он строит какие-то планы? Полная чепуха! Петр слишком воспитанный человек, чтобы даже думать о чем-то таком. Он прекрасно видит, как она любит Валерия. Разве этого мало?

Но лучше, если она станет меньше проводить времени с Петром. С этими мыслями Елена уснула.

В деревне слухи похожи на сухой хворост: и малой искорки достаточно, чтобы полыхнуло.

— Что это они все вместе да вместе? — задалась вопросом одна бабка.

Вторая задумалась.

А тут еще третья подкинула:

— Муж-то вроде избегает ее, что ли?

А вторая бабка все думает, ей ответить надо. И тоже — масла в огонь:

— Они ведь, я помню, и прежде это… того… Я, конечно, ничего не хочу сказать, но Петр-то все бегал к ним. Все там пропадал. Даже покойная Веренья жаловалась. Вот, говорит, родню нашел. Рыбу поймает, так им несет.

— Болтаешь ты, Дарья!

— А разве ж неправда? А то вы не видели?

— Когда то было! Теперь замужняя.

— Ой, нынешним что замужняя, что незамужняя.

— Что ты хочешь сказать?

— А ничего, дорогая подруга, ничего.

И пошла бабка своей дорогой, заронив подозрение. Разговорам только возникнуть, а уж тянуться они будут бесконечно, потому что каждая женщина найдет, что прибавить. Что она, хуже других? Что она, не имеет своего соображения?..

— Да сговорились они встретиться. Вот что я вам скажу.

Стоит в очереди этакая прозорливая ведьма и вздыхает:

— Куда муж-то смотрит!

Естественно, и до мужа дошло.

— Проворонишь то бабу-то свою, — сказала та же Дарья.

Она с мостков полоскала белье, а Валерий и Афанасий как раз причалили.

— Это кто проворонит? — спросил Афанасий. — Если мою уведут, так я поеду в Салехард и свечку в церкви поставлю.

— О тебе в Москве в лапоть звонят.

— Бабушка, — сказал Валерий. — У вас нет других забот?

— Мне что? Мне за народ стыдно.

— За какой еще народ? — строго спросил Афанасий.

— А за весь. Прежде такого не было.

И пошла, да такая гордая, будто, кроме нее, никто и не знает правды. Афанасий посмотрел вслед и плюнул.

— Завтра, видать, не поедем, — бросил он. — Мотор надо перебрать. — Что-то ревет больно.

— Так у свата есть, — подсказал Валерий.

— Чужое и есть чужое. Сломается — потом отвечай.