Джеймс Шульц - Сатаки и я Страница 20

Итак, мы составили отряд в двадцать человек и однажды вечером, после того как жрецы Солнца провели с нами обряд потения [37] и помолились за наш успех, мы покинули лагерь и направились в страну кроу. Мы надеялись отыскать их где-нибудь на верхнем течении реки Лось или на одной из небольших речек, впадающих в эту реку с юга.

В том месте, где река Лось впадает в Большую реку, есть большая излучина. Мы верхом пересекли этот изгиб реки и, выехав ранним утром в нужное место, целый день отдыхали. Отсюда мы продолжили путь по долине реки уже по ночам. Становилось все холоднее и холоднее, и, когда мы прибыли в устье реки Язык [38], мы вынуждены были задержаться там на два дня из-за снежной бури. Потом мы немного поднялись по реке Язык, но не нашли следов врага. Поэтому мы повернули обратно к реке Лось и стали двигаться к верховьям по льду.

На следующий день, миновав в полдень устье реки Горный Баран и обогнув вдававшийся в реку мыс, заметили дымок, подымавшийся из рощи с высокими деревьями. Без сомнения, он шел от костра, зажженного вражеским военным отрядом. Как только мы обнаружили дымок, то сошли со льда и укрылись в ивняке на южном берегу реки. Заросли были не очень густые, к тому же они находились на противоположном берегу, и мы не могли приблизиться к врагу незаметно. В то время как мы обсуждали, как нам лучше поступить, враги вышли из рощи и спустились на лед, где они простояли некоторое время, разговаривая. Их было тринадцать человек.

– О, если бы они только подошли! – воскликнул я. И когда они двинулись вниз по реке, я сказал своим друзьям: – Без команды не стрелять!

Они подходили, мы уже могли рассмотреть их одежду, вплоть до деталей. Это были кроу – высокие, стройные, с волосами, заплетенными в длинные косы. Без сомнения, они будут пытаться совершить набег на наш народ.

Когда кроу оказались прямо перед нами и достаточно близко, я приказал стрелять и выстрелил сам. Четверо или пятеро из них упали, и мы выскочили, чтобы прикончить остальных. Они были так ошеломлены нашим неожиданным нападением, что в страхе побежали обратно в рощу. Я стал преследовать здоровенного мужчину, который на бегу доставал из висевшей на боку сумки лук, а из колчана стрелы. Я выпустил в него одну стрелу и промахнулся. Когда я приладил вторую, он повернулся, чтобы выстрелить в меня. И тут я пустил свою стрелу прямо ему в грудь, он упал.

Я побежал, чтобы прикончить его, но когда я приблизился, он выхватил большой пистолет и выстрелил. Я упал, моя правая нога оказалась перебита выше колена. Но, падая, я не потерял своего лука и стрел. Я сел и выстрелил в него снова, он захрипел и умер. И тут я потерял сознание.

Когда я пришел в себя, то обнаружил, что мои друзья уже отнесли меня в рощу. Я спросил их, сколько человек из отряда у нас убито. Ни одного, нет даже раненых, отвечали они. А все враги нашли свою смерть и оскальпированы!

Вражеский костер в роще еще горел. Друзья положили меня около него на плащ, протерли мне ногу снегом, обложили ее нарубленными сухими палками и обвязали кожаными ремнями. Они сказали, что доставят меня домой на бизоньей шкуре. Но я заявил им, что не могу пойти на это, поскольку не перенесу такую боль.

На самом деле это был предлог, чтобы отклонить их предложение: я пришел сражаться с врагом и умереть. И раз мне не удалось погибнуть в бою, я собрался добиться этого другим путем. Я приказал сделать для меня хороший вигвам, снабдить топливом, добыть мясо, бизоний пузырь с водой и затем оставить меня поправляться, а самим возвращаться домой. Я не сказал им, что не собираюсь есть это мясо, пить воду и использовать заготовленные дрова.

Друзья построили вигвам – не там, где мы были, а в узкой, густо заросшей лесом ложбине, идущей к реке с юга и находившейся выше Бобровой Головы. Они соорудили его из многих упавших деревьев, шкур убитых ими бизонов, и снарядили его так, как я распорядился. Ложе сделали из удобных сучьев, травы и шкур. Чтобы все это построить, они работали напряженно два дня и на третий приготовились покинуть меня. Они полагали, конечно, что мой младший брат останется со мной. Так думал и он сам.

Но я велел им взять его с собой домой – дескать, он будет нужен там, чтобы помочь отцу и матери, а я могу прекрасно сам ухаживать за собой. Маство, конечно, протестовал и говорил, что меня не покинет. Друзья тоже просили меня разрешить ему остаться. Но я был тверд, и они удалились, уведя брата с собой.

Но они успели проделать лишь небольшой путь. Он скрылся от них и вернулся обратно. Им пришлось тоже возвращаться за ним. Но Маство так кричал и умолял наших друзей разрешить остаться, что они больше не стали слушаться моих распоряжений и отправились домой, оставив брата у меня. Мне пришлось притвориться очень довольным и счастливым и принять его заботу. Но себе я сказал, что постараюсь восстановить силы так быстро, как смогу, доставлю его домой, а затем пойду опять сражаться с врагом и погибну.

Вигвам, который построили наши друзья, был очень теплым и хорошо защищен от снега. У нас было много жирного бизоньего мяса. Имелся у нас и медный котелок, в котором можно было варить мясо, когда мы не хотели есть жареное. Некоторое время я страдал от сильной боли в перебитой ноге. Когда кости стали срастаться и я смог спать, я стал видеть странные сны о Сатаки – о днях, когда мы играли вместе. А в одном из снов я увидел нас вместе: мы угоняли у врага табун лошадей.

Проснувшись, я горько рассмеялся. Она и я угоняли лошадей, а она ведь теперь жена Трех Бизонов!

Теперь наступила настоящая зима. По ночам деревья около нас трещали от холода, а лед на реке звенел и тяжко вздыхал. Мы хорошо знали, что военные отряды не выйдут в поход в такой ужасный холод. Тем не менее, мой брат много раз в день поднимался на вершину утеса над ложбиной и осматривал обширную равнину – не приближается ли враг.

Мы полагали, что если даже враги направятся в нашу сторону, они нас не заметят, потому что наш вигвам был хорошо скрыт в узкой лесистой ложбине, а сухие тополевые дрова, которыми мы топили днем, почти не давали дыма.

Мой брат считал проходящие дни, делая каждый вечер отметку на палке. Настала сорок восьмая ночь нашего пребывания здесь, она была холодной. Вскоре после того как стемнело, я попросил брата зажарить мне мяса, и он сел у костра. Я полулежал, опершись на спинку, которую он сделал для меня.

Неожиданно мы услышали, как кто-то поблизости зовет:

– Апси! Ты здесь?

Мы оба молчали, но у меня по спине пробежал холодок, и я заметил, как вздрогнул мой брат. До нас опять донеслось:

– Апси! Апси! Ты здесь?

– Ты узнаешь этот голос? – прошептал я.