Белинда Бриттен - Застенчивая Энн Страница 23

– Я сама наполовину англичанка, – продолжала Габриель, – и сохранила многие английские привычки. Но так и не обрела английской твердости духа.

Энн смотрела на хрупкую темноволосую девушку, настоящую француженку на вид, и невольно жалела ее. Габриель казалась младше своих лет и не заслужила таких испытаний страхом.

– Я боюсь, мадемуазель Лесли, – словно услышав ее мысли, сказала Габриель. – Может, отцу в самом деле нужно отказаться от проекта?

– Мне показалось, месье Ладюри не из тех людей, что так просто сдаются.

– Так и есть. – Габриель повесила голову. – Отец никогда никого не слушает! Он отдал этот проект мне, но чисто формально. Мое слово здесь значит не больше, чем слово любой горничной в отеле. Отец всегда лучше меня знал, чего именно я хочу и на что способна. Это о отдал меня учиться на дизайнера, заранее оп ределив судьбу и участие в семейном деле. О так редко спрашивал меня, чего же я сама же лаю от жизни!

Что-то в голосе Габриель удивило Энн. Может быть, неожиданная нотка горечи, котора странно звучала в устах одной из богатейши наследниц Франции? Энн даже не знала, что ей сказать. Но Габриель тряхнула короткими темными волосами и взяла себя в руки.

– Впрочем, пустяки, мадемуазель. Я уверена, что ситуация скоро разрешится. Вот и чай подоспел – угощайтесь! Хотя, может быть, вам сначала стоило бы переодеться? Сидеть в мокрой одежде вредно для здоровья.

Энн согласилась с ней и отправилась в ванную. Там она приняла теплый душ и надела халатик Габриель. Очаровательный шелковый наряд в восточном стиле идеально подходил ей – у Энн с дочерью модельера оказались очень схожие фигуры. Наконец девушка вышла из ванной, совершенно успокоившись и на ходу завязывая пояс халатика. Затем приступила к чаепитию со своей юной начальницей. Энн старалась развлечь ее беседой о пустяках, рассказывала о проделках собаки, которую их семья держала давным-давно, потом завела разговор об Англии, об учебе, о любимых книгах. Казалось, Габриель начинает расслабляться и чувствовать себя спокойнее. Когда они вместе смеялись над забавной историей, в дверь резко постучали – и обе девушки невольно замерли, смех оборвался сам собой.

Но, к счастью, это оказался всего-навсего Доминик Бертье, по-прежнему одетый в светло-зеленый костюм, потемневший от влаги. При виде Доминика Габриель ужасно смутилась и пролепетала, что уже поздно и она, пожалуй, пойдет к себе. Позвонив по телефону, она дождалась, когда за ней придет личный телохранитель, и ушла, пожелав Энн спокойной ночи. Доминика Габриель не удостоила даже кивком.

– Девушка, похоже, перенервничала, – прокомментировал Доминик, когда дверь за дочерью месье Ладюри закрылась. – А вы как? Успокоились? Надеюсь, вы не простудились в мокрой одежде?

– Я и не волновалась особенно. – Энн нервно повела плечом. – Кстати о мокрой одежде: если из нас кто-то и может простудиться, так это вы. Почему бы вам не принять, по моему примеру, горячий душ и не переодеться во что-нибудь сухое?

– Пожалуй, вы правы.

Проверив замки на двери, Доминик ретировался в ванную. Не то чтобы он нуждался в горячем душе, просто наедине с Энн ощущал себя не в своей тарелке. И где только она раздобыла этот соблазнительный халатик, едва прикрывающий бедра? Даже в джинсах и блузке она возбуждала своей близостью, а теперь ей пришло в голову вырядиться в одежду, от которой у любого нормального мужчины голова пойдет кругом...

Приняв душ – не горячий, а холодный, вопреки дружескому совету Энн, – Доминик слегка успокоился. И тут только вспомнил, что ему еще не принесли сухую одежду. Нужно пойти и позвонить обслуге, чтобы ему доставили его вещи, и как можно скорее. Не мог же он просидеть все оставшееся до утра время в ванной из опасения впасть в соблазн!

Он обернул вокруг бедер полотенце, выбрав из висевших в шкафу самое широкое, и босиком прошлепал в гостиную. Энн при виде него едва не вскочила. Стараясь не глядеть в ее сторону, молодой человек прошел к столику в поисках телефона... И не обнаружил аппарата.

– Телефон здесь, возле меня, – странным, напряженным голосом сообщила Энн.

Доминик, чувствуя, как плоть его сама собой вздымается под полотенцем, подошел и протянул руку за трубкой.

Энн закрыла глаза. Держись! – взывала она к себе. Лучше не смотри на него. Мужская красота Доминика так возбуждает! Кажется, она все отдала бы за одну возможность прикоснуться к его мускулистому плечу, обхватить руками загорелую шею. Сорвать с него это дурацкое полотенце, а там будь что будет!..

Втянув воздух сквозь зубы, она поняла: бороться больше невозможно. Словно против ее воли, рука ее поднялась и легла Доминику на талию.

Тот вздрогнул, как будто его ударило током, и замер с телефонной трубкой в руке.

– Энн, – голос его звучал хрипло от плохо сдерживаемой страсти, – не играйте с огнем, прошу вас. Вы... вы просто не понимаете, что со мной делаете.

– Понимаю, – тихо сказала она. Откуда только взялось у нее, застенчивой девушки, столько смелости? Словно движимая неведомым ранее древним инстинктом, она поднялась и прижалась к нему. – Я прекрасно все понимаю, Доминик. И не боюсь.

– Ты уверена? – выдохнул он, сдерживаясь из последних сил. – Ты уверена, что хочешь этого? Что потом не пожалеешь?

– Да, – прошептала Энн, закрывая глаза и отдаваясь наконец на волю чувств. Огонь, давно сжигавший ее изнутри, наконец вырвался наружу, и в этом огне сгорало все – доводы разума, мысли о карьере, забота о завтрашнем дне. – Да, я уверена. Я хочу тебя. Не спрашивай больше ни о чем... Просто займись со мной любовью.

Повторять приглашения было не нужно. Доминик легким движением подхватил ее на руки и понес в спальню. И его сокровище, воплотившаяся мечта в облике зеленоглазой девушки, обняла его за шею, полностью покоряясь мужской воле.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

В девять часов утра Энн по-прежнему валялась в постели, размышляя о происшедшем вчера. Она не знала, как теперь себя вести с этим человеком, и решила делать вид, будто ничего особенного не случилось. Она и так рисковала слишком сильно к нему привязаться! Нельзя отдавать себя целиком тому, кто самодостаточен и ни в ком не нуждается. Пусть он овладел ее телом, но душа Энн осталась свободной и независимой, и она это докажет!

Доминик, проведший ночь на диване в гостиной, проснулся куда раньше. Он с самого рассвета лежал и размышлял о чуде, случившемся этой ночью. Та, которую он принимал сначала за продажную женщину, потом – за любовницу Ладюри, оказалась невинной девушкой, чистой как лилия, но при этом страстной и пламенной. И невинность красавицы стала подарком ему, Доминику, – человеку, который скорее всего был недостоин такого дара.