Сонда Тальбот - Запомни мои губы Страница 3

После женитьбы Ричи перестал называть девушку «Леа», выбрав вариант попроще — «Нора». Имя Леа никогда ему не нравилось — в нем было что-то недоступное для Ричи, словно та часть Леа, которую ему не удалось завоевать, заключалась именно в этом имени. Но, несмотря на упорство Ричи, сокращение «Леа» не было забыто. Ее друзья: Пэтти, Пинки и Брэйн (шутливые прозвища двух молодых людей) и бармен Эдди по-прежнему называли ее Леа, совершенно равнодушно относясь к раздраженным взглядам, которые на них при этом бросал Ричи.

Но, как в известной поговорке, «капля камень точит». Несмотря на то, что имя «Леа» не было забыто, сама Леа очень изменилась за семь лет замужества. И Ричи не зря ждал этих перемен — из легкой, уверенной в себе и самостоятельной девушки Леа потихоньку превращалась в предмет его домашнего обихода.

Первую серьезную победу Ричи одержал, когда убедил Леа в том, что ей не нужно работать. Правда, слово «убедил» не очень подходит к тому, что сделал Ричи. На протяжении года он беспрестанно давил на Леа, назойливо доказывая ей, что ее труд абсолютно бесполезен, потому что дома она могла бы сделать гораздо больше. Денег, мол, Ричи приносит достаточно, поэтому не имеет смысла с утра до вечера пропадать на работе и получать «какие-то гроши». Леа работала флористом — создавала цветочные композиции, которые неплохо расходились, но не приносили сногсшибательных прибылей, хотя слова Ричи о «грошах» тоже не были правдой. И все же Леа уступила — уступила впервые и серьезно. Уступила потому, что устала спорить.

Эта первая уступка повлекла за собой и остальные, потому что Ричи не собирался останавливаться на достигнутом. После того, как Леа оставила работу, она была вынуждена заняться тем, что, по словам ее мужа, должно было заинтересовать ее куда больше, чем флористика, — садоводством. И сколько Леа ни пыталась объяснить Ричи, что между садоводством и флористикой есть большая разница, он так и не понял (или, что ближе к истине, не захотел понять), в чем же она заключается. По его мнению, было не столь уж важно, копаться в земле, сажая цветы, или возиться с цветами, составляя из них букеты. Так Леа пришлось уступить во второй раз.

После того, как она отказалась от любимой работы, сменив ее на тривиальный удел домохозяйки, уступать было не сложно. За этим последовала просьба мужа одеваться «поприличнее», то есть снять яркий шифон и облачиться в длинную юбку цвета кофе с молоком и скучную закрытую блузу в тон, украшенную маленькой брошкой (броши, надо отдать Ричи должное, он покупал сам и выбирал, не скупясь, самые дорогие). В таком наряде Леа напоминала уже не фею из английских сказок, а какую-нибудь степенную даму из английского же детектива. От звонких колокольчиков-браслетов, разумеется, тоже пришлось отказаться. Шелковый водопад волос теперь был стянут заколкой, а свежие легкие духи уступили место тягучим, сладким ароматам.

Теперь в домохозяйке Норе мало кто мог узнать прежнюю Леа. Разве что горстка друзей, оставшаяся у нее с «холостяцких» времен, видела в этой скучно одетой женщине красивую, грациозную девушку. Видела, потому что не могла забыть ту Леа, что когда-то покоряла сердца.

Зато Ричи Майер был весьма и весьма доволен переменами, произошедшими в жене. Теперь она была именно той, которую он в конечном итоге хотел получить: податливой, управляемой и зависимой. Нельзя сказать, чтобы он сознательно стремился подавить жену. Просто, как уже было сказано, Ричи привык покорять, а не быть покоренным. Та Леа, которая влекла и пугала его своей уверенностью, непосредственностью, могла бы довлеть над ним и вызывать в нем чувство несостоятельности. Теперешняя Нора, наоборот, подчеркивала его превосходство, делала его успешным, состоявшимся во всех отношениях человеком. Он уже не был рабом ее красоты, не был ревнивцем, оберегающим драгоценность. Теперь у Ричи была новая роль — праздного созерцателя того, что уже давным-давно принадлежит ему. И эта роль не оставляла места для страха или ущербности — она освобождала Ричи от многих проблем, которые могут возникнуть у мужа красивой женщины.

Казалось бы, теперь Ричи Майер мог вздохнуть спокойно. Но нет, оставались еще кое-какие проблемы, которые по-прежнему не давали ему спокойно дышать, — друзья Леа. Несколько человек, с которыми она иногда проводила время, почему-то не выходили у Ричи из головы. Каждый по отдельности — еще куда ни шло, но вот все вместе они раздражали Ричи, одна мысль о них доводила его до исступления. Он не говорил об этом Леа, но ясно давал понять, что бармен Эдди и странные молодые люди с не менее странными прозвищами — Пинки и Брэйн, а также толстушка Пэтти — не самая лучшая компания для жены преуспевающего бизнесмена. Но если можно было убедить Леа уйти с работы, заняться ненавистным садоводством, обезобразить себя унылым нарядом и прической, то заставить ее прекратить общение с друзьями было невозможно. Это была единственная уступка из «списка» Ричи, о которой Леа ничего не хотела слышать. Впрочем, Ричи пока и не настаивал. Может быть, потому, что знал: рано или поздно наступит момент, когда Нора, его Нора, сама сделает этот выбор, потому что будет всецело принадлежать ему.

При всех этих многочисленных уступках Леа не чувствовала себя несчастной. Она не усматривала в желаниях Ричи ничего сверхъестественного. Леа была уверена в том, что брак — это система взаимных уступок и договоренностей, в которой она, пусть и уступала больше, но делала это для любимого человека. Ее опыт, полученный лишь в юных трепетных свиданиях с поцелуями и обещаниями, не позволял ей осознать, что те уступки, которые она уже сделала, не только не поднимут ее в глазах мужа, а, наоборот, опустят до уровня вещи. Может быть, незаменимой, но именно вещи, которой наигрались, переделали по своему вкусу и теперь отодвинули в сторону. И хотя Леа не чувствовала себя несчастной, где-то внутри все равно копошился маленький червячок сомнения. Что она сделала не так? Что она упустила? И почему она не испытывает того душевного подъема, который поднимал ее на гребень волны семь лет назад? Но даже этот червячок не вылезал наружу, потому что время, которое Леа тратила в постоянных попытках угодить Ричи, не позволяло ей осмотреться и понять: несколько лет назад она потеряла саму себя. Остались только крохи, да и те, того и гляди, унесет порывом ветра…

2

Ричи вернулся домой позже обычного. Он опустился в кресло с утомленным видом человека, день у которого выдался насыщенным и тяжелым, однако решения проблем насущных все-таки не принес. Нора, по всей видимости, была в ванной — во всяком случае, в гостиной следов ее пребывания не наблюдалось. Ричи хотел было крикнуть и оповестить о своем приходе, но передумал — она все равно спустится, как только закончит мыться. Его возвращение с работы не пройдет незамеченным — в этом Ричи был уверен на сто процентов. Иногда его даже раздражало то, с какой настойчивостью жена дожидается его прихода. Могла бы хоть раз, для разнообразия, лечь спать пораньше и пропустить это «шоу».