Ирина Хохлова - Возвращение любви Страница 34

В одном купе с Еленой ехал молодой человек в хорошо сшитом костюме и в очках с тонкой оправой. У него на лице было написано желание заговорить. Но, вероятно, отпугивал ее отчужденный вид. Наконец, при подъезде к Ярославлю, он набрался храбрости и сказал:

— Мадам, верите ли вы в любовь с первого взгляда?

— Не верю! — Елена бросила на молодого человека такой испепеляющий взгляд, что тот совершенно стушевался и больше уже не проронил ни слова.

Дома Елена почувствовала неимоверную усталость. Каждый шаг ей давался с трудом. Она прилегла и незаметно уснула. Это был спокойный сон — впервые за долгое время.

На следующее утро ее разбудил телефонный звонок. Елена не хотела никого видеть, ни с кем не хотела встречаться, поэтому не поднялась с постели и не подошла к телефону.

Но спустя час телефон вновь затрезвонил и она вынуждена была подняться. Разумеется, звонила Ира.

— Ленка, ты? Ну, как дела, как съездила? Рассказывай поскорее, а то сейчас умру от нетерпения!

— Не умирай, пожалуйста, — рассмеялась в трубку Елена. — Съездила хорошо. Никаких новостей о Валере нет.

— Значит, напрасно ездила, — по-своему оценила ситуацию Ирина. — Ну, жди меня в гости. Целую.

Елена убралась, помыла пол, накрыла стол свежей скатертью, сходила в магазин за продуктами, причесалась и надела любимое красное платье.

В дверь постучали раньше, чем она ожидала, — день еще только клонился к вечеру. Еще больше была удивлена, когда вместо Ирины увидела на пороге сияющего Зотова.

На нем был прекрасный синий в полоску костюм. От него пахло превосходными французскими духами. В одной руке он держал большую, на толстом стебле розу, в другой — высокую бутылку вина с роскошной этикеткой.

— А где же Ира? — непроизвольно вырвалось у Елены.

По лицу Зотова прошла легкая гримаса разочарования. Елена смутилась. Надо было хотя бы отметить его великолепно сшитый костюм.

— Она позвонила мне час назад. Сказала, что ты приехала. Просила извинить, что никак не может прийти. Ее Константин ни с того ни с сего захандрил и требует, чтобы она пребывала при нем неотступно. Ты позволишь войти?

Елена словно не слышала. Она поняла, что все подстроено. Ирка нарочно не пришла. Они с Дмитрием полагают, что Елена получила от ворот поворот и что с Валерием все кончено. Зотов явно явился предложить руку и сердце!

Эти ухищрения показались Елене настолько кощунственными, что она почти физически почувствовала, как в ней закипает гнев. Только бы не выплеснуть раздражение на Дмитрия. Он не виноват в том, что любит ее!

— Прости, Дима, но я не принимаю гостей, — сдержанно ответила она.

У Зотова от изумления отвалилась нижняя челюсть. Он ничего не мог понять и лишь растерянно хлопал глазами. «Ах, Дима, Дима, — сокрушенно думала Елена, — ты всегда был слишком откровенен в своих намерениях. Ни одна женщина не потерпит такого отношения к ней!»

— Хорошо, хорошо, не сегодня, — забормотал Зотов. — Может, в другой день…

— И в другие дни тоже, — покачала головой Елена. — Не обижайся. Ты хороший человек, но я никогда не смогу полюбить тебя. А без любви жизнь превращается в кошмар.

Зотов молчал, совершенно подавленный.

— Деньги я тебе в ближайшее время верну, — продолжала Елена, не замечая его протестующих жестов. — Я знаю, ты полагал, что после этой поездки я потеряю всякую надежду когда-нибудь встретить Валеру. Но случилось как раз наоборот. Теперь я точно знаю, что он жив.

— Жив-то жив… — робко начал Зотов.

— Я буду ждать, — непреклонно сказала Елена. — Возможно, придется ждать всю жизнь, но я готова к этому. Спасибо тебе за все хорошее, что ты для меня сделал. Не суди слишком строго и не ищи больше встреч со мной. Прошу также не звонить и не присылать подарков. Знаю, ты хотел, чтобы мы были вместе. Но я совершенно уверена: наша совместная жизнь не сложилась бы счастливо. Прощай, Дима!

И Елена тихо прикрыла за собой дверь.

Постояв в нерешительности, Зотов положил на ступеньку крыльца принесенную розу и быстро зашагал прочь. Ему ничего не оставалось, как смириться с окончательным разрывом. Елена слышала, как скрипнула затворяемая калитка. Она знала, что больше он не придет.

Глава двенадцатая

«21 сентября.

С тех пор, как пропал Валера, пошел уже третий год. И с тех пор я одна, совсем одна. Ира? У нее своих забот полон рот. Да и живем мы с нею как будто в разных измерениях: у нее были одни ценности, у меня другие. Подруги, с которыми вместе работаю в школе, ушли каждая в свой мирок: дети, беготня по магазинам. Дима Зотов? Его слишком больно ранило расторжение наших отношений. Правда, он сильный, с достоинством перенес удар. Одна я догадываюсь, как он надломился внутренне. Боже, как, должно быть, он презирает меня!..

Вот и решила снова делиться мыслями с бумагой. Меня не особенно беспокоит — прочтет кто-нибудь мои записи или нет. Во-первых, я надежно прячу свой дневник, и нужно быть профессиональным сыщиком, чтобы его отыскать. А во-вторых, вряд ли кого-нибудь заинтересуют мои переживания. Да и то сказать: главная беда нашего времени — ужасающее равнодушие в отношениях между людьми. Никому ни до кого нет дела. Твои проблемы — это только твои проблемы. Чужая беда отпугивает. Люди слишком дорогой ценой добиваются своего клочка счастья, чтобы принимать на себя еще и боль ближнего.

Пишу эти строки, сидя за кухонным столом. Горит яркий свет. О чем-то бубнит радиоприемник в углу. Вчера весь день прибиралась в квартире. Чуть ли не стерильная чистота. Сварила на два дня куриный бульон. Только зачем мне все это?! Кому нужна эта чистота?! Кто будет есть мой ужин?!»

«14 октября».

Мысли о Диме Зотове не отпускают. Менее всего я хотела бы встречи с ним. Когда Ирка в очередной свой визит прозрачно намекнула, что вполне может организовать соответствующее мероприятие, я на нее цыкнула с такой яростью, что она поспешила перевести разговор в другое русло и больше не возвращалась к этой теме.

Видеть не хочу, а думать… думаю. Сегодня утром пришло в голову, что из этого книжника мог бы получиться безупречный революционер. Он благоговеет перед своим внутренним миром, построенном на фундаменте прочитанных книг. Мир внешний, нас окружающий, ему ненавистен, так как не дал возможности проявиться его незаурядным, как он мнит, способностям. Он преклоняется перед теорией и презирает жизнь, в которой никто с ним не считается.

Если смотреть на мир его глазами, то получается: коль действительность не соответствует теории, тем хуже для действительности. А значит, можно все: крушить, ломать, уничтожать, истреблять, невзирая на жертвы и потери, — во имя одного только изменения действительности.