Ирина Хохлова - Возвращение любви Страница 35

Если бы в России вдруг произошло вооруженное восстание, вполне возможно, он бы оказался одним из его вождей. Лень недостаточно укоренилась в нем. Она легко может смениться бурной жаждой деятельности. Бедный Дима даже не вспомнит вековечной мудрости — революция делается только для того, чтобы поглотить авангард революционеров. И он, конечно же, сгорел бы в этом страшном пламени, как истинный практичный книгочтей.

Но Бог с ней, с революцией! Беспощадные и бессмысленные бунты Руси не в новинку, и участь их вождей известна. Сама твержу это детям, когда проходим «Капитанскую дочку» Пушкина. Куда больше меня возмущает то, как он обошелся с той девушкой, которая некогда его любила!

Воспоминание об этой истории, рассказанной им с равнодушной ухмылкой, всякий раз заставляет меня хмуриться. В тот раз я восприняла ее с недоверием и отчасти — иронией. Осознание всего ужаса происшедшего пришло гораздо позднее. Да это же настоящая трагедия! Не для меня, разумеется, инфантильного эгоцентриста. А для нее, готовой посвятить ему свою жизнь и просящей взамен лишь немного чуткости и доброты к себе.

То, что он даже не предпринял попытки воспротивиться, когда какой-то пахал обхаживал его девушку, просто низость. За счастье надо бороться! Девушка и так проявила великодушие, подарив ему свою любовь. Требовалось лишь небольшое усилие, чтобы она осталась с ним навсегда. Но он и этого не сделал.

Потому что не любил. Не любил ее так, как в былое время любил меня Валера… Стоп! А при чем здесь Валерка? Я ведь дала себе зарок не возвращаться к прожитому, не пытаться воскресить давнишнее.

Японцы — мудрые люди. У них есть пословица: «Не надо бить по кусту палкой, иначе оттуда поползут на тебя змеи». Моя память — этот самый куст. Так что, прекрати, Аленушка, размахивать палкой, прекрати заниматься самокопанием!..»

«5 ноября.

Ого, почти месяц не раскрывала дневник. Сегодня что-то на меня нашло. Перечитав последнюю запись в дневнике, уловила некую закономерность: вначале осуждаю других, а после незаметно перехожу на самокритику.

Вернее, тут чередуются две крайности. То мне кажется, что я знаю себе цену и как женщина могу дать фору всем этим манекенщицам и фотомоделям, за которыми табунами бегают мужики. То вдруг осознаю себя полным убожеством и тогда безмерно стыжусь и своей прически, и своего платья, и походки, и манеры держаться.

Случается, утром, перед тем, как выйти на работу, когда каждая минута на счету, гляну в зеркало и неожиданно обнаружу, что просто безобразно одета. Влезаю в другую юбку, меняю кофточку. Вот так вроде ничего, на голове вместо прически какой-то невообразимый кавардак. Пускаю в ход шпильки и заколки и тут вдруг мне перестают нравиться туфли. В страшной спешке нахожу в шкафу другую пару, примеряю и… хочется прямо-таки зареветь от отчаяния. Все: и прическа, и юбка, и туфли, и плащ — все раздражает. Все представляется претенциозным и глупым. А сама себе кажусь напыщенной дурой. И мечтаю только об одном — превратиться бы в махонькую мышку да спрятаться в неприметной норке. Чтобы никто не мог ни разглядывать меня, ни злословить на мой счет, ни обсуждать.

В учительской же, разумеется, все только этим и заняты. И хотя никто не осмеливается высказаться вслух, прекрасно зная, что за словом в карман не полезу, однако ехидные взгляды учительниц, особенно пожилых, меня буквально ранят.

В школе все прекрасно осведомлены о том, что в моей личной жизни не все благополучно, а это, естественно, повод для злорадства. Слишком долго, по мнению наших дам, я жила счастливо. Жизнь, мол, меня не била. Хотя, если вдуматься, то какое им дело! Неужели им будет хорошо оттого, что мне плохо?

Получается, что да. Мне в этой связи вспомнился один разговор с Валерой. Мы тогда еще только поженились, и я, смеясь, рассказывала как собиралась подсыпать ему в чай приворотного зелья.

— Ты не поверишь, но я тоже одно время думал проделать что-нибудь в этом роде! — признался он. — Но не стал. Вспомнил своего отца. Он как-то сказал, что на женщин приворотное зелье не действует. И знаешь, почему?

— Почему? — по насмешливым искринкам в его глазах я уже догадалась, что готовится какой-то подвох.

— Потому что в них самих слишком много яду. Этот яд нейтрализует всякое зелье.

Помню, я хлопнула его по голове журналом, который в тот момент держала в руках. Потом мы вместе долго смеялись над этой примитивной шуткой. А сейчас вспоминаю его слова и думаю: как он все-таки был прав, насколько знал женскую психологию. Женщина справедлива и добра только когда счастлива. Когда же личная жизнь у нее не складывается, она становится очень и очень злой и готова, как змея, кусать всех, кто попадает в поле зрения…

Странно, опять выплыл Валера. Я же дала себе слово не вспоминать о нем…»

«6 ноября.

Нынче в России не празднуется годовщина революции. Тем, кто над нами, конечно, виднее… Но я так истосковалась по праздникам, по веселью. Наша повседневная жизнь слишком скучна и однообразна, и праздников в ней явно недостаточно. Не хватает веселья для души.

Вряд ли кто-нибудь, кроме разве что Ирки, догадывается о том, какой мрак царит у меня в душе. Сама знаю, что произвожу впечатление спокойного, хладнокровного человека, принимающего жизнь такой, какая она есть. Но себе-то я могу признаться, что эта маска равнодушия и удовлетворенности — своеобразная защитная оболочка.

Не хочу никого пускать в мой внутренний мир. А сама изнываю от разнообразных желаний, вспыхивающих, подобно огню. Но нет хвороста, который поддерживал бы этот огонь. И все эти чувства, стремления, мечтания перегорают, превращаясь в угольки. И наступает горькое осознание: я старею. Этот необратимый процесс старения и приводит меня в отчаяние.

Мне не хватает любви! Все, все, без раздумий отдала бы за прикосновение ласковых рук, за единственный пылкий поцелуй… Почему я должна стесняться этой своей мечты?! Я — женщина и не могу жить без любви! Оглядываясь на прожитое, понимаю, что была счастлива только с Валерой.

С Валерой, с Валерой, с Валерой! Я не знала в жизни другого мужчины, но уверена, что никто и ни в каком смысле не смог бы сравниться с ним. И то, что эти два месяца заставляла себя не вспоминать о нем, было не более чем самообманом. В тот самый момент, год назад, когда увидела его по телевизору — небритого, с автоматом Калашникова в руках, в форме цвета хаки — я поняла, что никогда не смогу жить без него.

В нем одном — весь мой мир. Мир, в который, как в омут, хочется погрузиться с головой. Я не смогла бы жить эти четырнадцать месяцев под таким напряжением — думать о нем, вспоминать его ласки. У меня давно помутился бы рассудок. Чтобы этого не случилось запретила себе вспоминать его. Сама отдала приказ и сама приняла этот приказ к исполнению. Да не все, выходит, в нашей власти. Каждый вечер смотрю по телевизору все информационные программы. Внушаю себе, что учительница должна быть в курсе политической жизни страны. На самом же деле все эти баталии между властями и оппозицией мне до лампочки. По-настоящему меня интересуют только репортажи из «горячих точек» СНГ. Я надеюсь вновь увидеть на экране лицо Валеры. И одновременно страшусь этого момента. Уверена, если это случится — разревусь. У кого тогда искать утешения?..»