Рут Маклеод - Повелительница тьмы Страница 4

— А это, — сказала она, показывая на странное приземистое дерево недалеко от дороги, — Труба Архангела. Гавайцы называют его «Нана-Хонуа», что означает «страж земли». Его листья ядовиты, а кора и древесина содержат сильнейший наркотик.

— Постараюсь их не есть, — пробормотала Лана, недоумевая, зачем ей об этом рассказали.

У указателя, гласившего «Кулеана», Брик свернул с шоссе на узкую дорожку, над которой смыкались кроны деревьев, образуя зеленый тоннель. Через некоторое время машина остановилась перед огромным старым домом, непостижимым образом сочетавшим викторианский и ультрасовременный архитектурные стили. Массивный куполообразный верхний этаж со слуховыми окнами покоился на конструкции из стали, стекла и бетона.

— Мы перестраиваем его, буквально комнату за комнатой, — пояснил Брик, но не предложил Лане показать дом.

Он провел ее наверх, в просторную спальню, которая отныне предназначалась ей. Комната была обставлена на современный манер с легким оттенком гавайской экзотики.

— Единственное, о чем на Гавайях не приходится тревожиться, — сказал Брик, — это об отоплении. Камины здесь — скорее украшение, дань минувшей моде, и зажигают их лишь для того, чтобы воздух в доме стал чуть посуше. Когда приведешь себя в порядок — спускайся ужинать.

В огромной комнате, казавшейся продолжением старой веранды, служанка-филиппинка накрывала массивный восьмиугольный стеклянный стол, покоившийся на двух стальных опорах. Циновки на полу и раздвижные двери, сквозь одну из которых в столовую врывалась буйная зелень сада, придавали столовой восточный колорит. Из сада доносился шелест струй небольшого фонтана с золотыми рыбками, воздух благоухал незнакомыми терпкими и сладкими запахами…

Все это было вчера, а сегодня, проснувшись, Лана отбросила простыню, умылась и поняла, что просто не может оставаться в доме: диковинный остров манил ее.

Дом еще спал. Стараясь не шуметь, девушка спустилась в искрящийся в лучах рассветного солнца сад, отыскала тропинку и пошла по ней в сторону горы. Звук ее шагов тонул в шорохе трав, перешептывании сочной тропической листвы и заливистых птичьих трелях.

Миновав сад и пробежав по полю сахарного тростника, тропа уперлась в подножие горы, сузилась и принялась карабкаться вверх по крутому каменистому склону. Надеясь подняться повыше и окинуть взглядом весь остров, Лана осторожно продвигалась вперед, пока, запыхавшись, не оказалась на самой вершине. Ей несколько раз казалось, что она слышит за спиной чьи-то легкие шаги, но, боясь сорваться, девушка не оглядывалась, решив, что у нее просто слишком разыгралось воображение.

Вид, открывшийся ее взору, мигом заставил забыть обо всем на свете. Плантации ананасов и сахарного тростника простирались до самого берега, окаймленного белоснежной пеной прибоя, а дальше лежало море — переливающаяся бирюзой, сапфиром и аквамарином гладь, оно лишь у кромки полукруга коралловых рифов становилось интенсивно синим, таинственным, пугающими и манящим. Душа девушки распахнулась навстречу окружавшей ее красоте, и она порывисто вздохнула, понимая, что никогда уже не сможет вырваться из плена обволакивающего, всепоглощающего очарования Гавайев. Видимо, матери не было дано в жизни познать что-то важное, существенное, раз она могла ненавидеть эти райские острова. И не удивительно, что отец просто не смог уехать отсюда! Она сама, оказавшись здесь впервые, чувствовала себя так, словно вернулась домой.

Лана оглянулась, чтобы полюбоваться видом с другой стороны горы, и… даже вскрикнула от неожиданности. Этот склон был более пологим, и сбегавшая по нему еле заметная на каменистой почве тропинка вела на лежавшее совсем близко крохотное плато, которое можно было увидеть лишь поднявшись на самый верх. В середине плато, утопая в зелени, сияло небольшое озеро, а на его берегу сидел высеченный из камня идол и словно любовался своим отражением в тихой спокойной воде. Девушке живо вспомнился последний подарок отца. Акуа! Так значит то блюдо-сад было не плодом воображения местного умельца, а копией, макетом реально существующего места!

За спиной идола, в круто нависающим над ним склоне, зияла черная пасть пещеры, ведущая, казалось, в самое сердце горы. Раздираемая любопытством, Лана быстро спустилась по тропе, осторожно обогнула сидящее изваяние и замерла как вкопанная. Футов через десять-пятнадцать пещера резко сужалась и заканчивалась дверью. Боязливо приблизившись, девушка провела по ней дрожащими пальцами. Дверь была металлической, намертво прикрепленной к монолиту горы массивным железным брусом.

И тут какое-то шестое чувство подсказало ей, что она не одна. Она ничего не услышала, но вдруг всем своим существом ощутила на себе чей-то тяжелый взгляд. Ей сразу вспомнились странные шаги за спиной, и, бросившись к выходу из пещеры, она очутилась лицом к лицу с огромной черной фигурой.

Недаром говорят, что у страха глаза велики. Преградивший ей путь мужчина казался настоящим исполином, и лишь когда ужас первых мгновений прошел, Лана сумела рассмотреть, что перед ней стоит высокий гаваец в шортах и широкой рубахе навыпуск; его смуглая кожа лишь казалась черной по контрасту с густой шапкой белоснежных седых волос.

Девушка сделала шаг вперед, но незнакомец угрожающе поднял сильную мускулистую руку, заставляя ее снова отступить назад в пещеру.

— Как ты посмела?! — прогремел он. — Пука — это капу! Хэйау — табу! Кто ты такая, чтобы находиться здесь?

Его английский напоминал «пиджин» Калеи, но из-за гневных интонаций голоса и явной враждебности его обладателя он вовсе не показался девушке таким же забавным. Она принялась было объяснять, что оказалась здесь случайно, но гаваец не слушал ее.

— Теперь сбудется проклятие! — прорычал он. — Проклятие Акуа. Его пещера — капу, а ты осквернила ее!

Он двинулся вперед, но девушка, увернувшись от его рук, проскользнула к выходу из пещеры и опрометью бросилась прочь.

Она неслась вниз по тропе, падая, обдирая в кровь локти и колени, слыша за собой тяжелые шаги страшного незнакомца. Кусты хлестали ее по лицу, цеплялись за одежду, словно стараясь задержать, но она продолжала нестись вперед очертя голову. Страх, давший вначале прилив сил, теперь сковывал движения Ланы, и топот за спиной становился все ближе, все отчетливее; ей уже казалось, что она чувствует на затылке хриплое дыхание преследователя, когда, миновав новый поворот тропы, девушка едва не сбила с ног высокого широкоплечего мужчину. Это был Курт Маршал. Со стоном облегчения она буквально повисла на его руках.

— Что, черт возьми, здесь происходит? — сердито осведомился он, обращаясь к ее запыхавшемуся преследователю. — Мои, чем ты так ее напугал? Она же могла себе шею свернуть на этой тропинке!