Бывшие. Цыпленочек от босса - Елена Верная Страница 9

Гнев – обжигающий, всепоглощающий – сжал мое сердце в ледяной кулак. Я ненавидела его. За то, что он так легко разбил мою жизнь. За то, что украл мою мечту. За то, что оставил меня одну, беременную, никому не нужную. За то, что осмелился появиться здесь, в моей тихой гавани, снова ворошить прошлое и будить призраков.

– Я просто хочу помочь, – твердил он, как заезженная пластинка, словно это заклинание могло все исправить.

– Помочь? Ты уже достаточно мне “помог”, – выпалила я, и в этот момент тонкая маска холода и сдержанности, которую я носила все эти годы, дала предательскую трещину, обнажая ту боль и отчаяние, которые я так тщательно скрывала.

Страх. Леденящий, парализующий страх. Страх, что он узнает правду. Страх, что моя святая святых, моя тщательно охраняемая тайна будет безжалостно раскрыта, выставлена на всеобщее обозрение.

– Что случилось, Арина? – он смотрел на меня с пристальным вниманием, пытаясь прочитать мои мысли, проникнуть в самую душу. – Ты какая-то… испуганная. Неужели ты меня боишься?

Я почувствовала волну жара, залившую щеки. Сердце забилось еще сильнее, заглушая все остальные звуки. Надо что-то придумать. Сказать хоть что-нибудь, что угодно, лишь бы отвлечь его внимание, лишь бы он не заметил мой панический испуг.

– Мне просто не нравится, что ты здесь, – постаралась я сделать голос как можно тверже, как можно равнодушнее. – Уезжай, Игорь. Пожалуйста. Проваливай обратно в свой город, где все такие же фальшивые и лицемерные, как и ты.

В горле пересохло, язык словно прилип к небу. Я смотрела на него, умоляя взглядом. Уезжай. Не разрушай тот хрупкий, выстраданный мир, который я построила в этом Богом забытом Заречье. Не трогай мою Марусю. Не смей даже смотреть в ее сторону.

Но он не уезжал. Он стоял, как вкопанный, и смотрел на меня этим своим пронзительным, обжигающим взглядом, словно пытался выжечь всю мою ложь, всю мою боль.

– Я не уеду, – тихо, но твердо произнес он. – Пока не пойму, что с тобой происходит на самом деле.

И в этот самый момент, вопреки здравому смыслу, вопреки всем моим страхам и опасениям, во мне вспыхнула слабая, робкая, дрожащая, но такая чертовски опасная надежда. Надежда, что он все еще что-то чувствует. Надежда, что он приехал сюда не только ради школы. Надежда, что он не просто так появился в моей жизни снова. Надежда, которую я изо всех сил пыталась задушить, затоптать, вырвать с корнем.

Потому что надежда – самое жестокое из всех чувств. Она дает ложную уверенность в том, что все еще может быть хорошо. Она рисует в твоем воображении картины счастливого будущего. А потом, когда ты уже начинаешь верить в это, она безжалостно разбивает твое сердце на миллионы осколков, разбрасывая их по ветру.

Глава 8.

Игорь уехал, оставив после себя не только клубы пыли, которые еще долго висели в раскаленном воздухе, но и тягучий, приторный привкус растерянности во рту. Как будто я выпила залпом стакан чего-то приторно-сладкого, а потом забыла запить водой. Я судорожно убеждала себя, что это – конец. Что он наиграется в провинциального благотворителя, как ребенок в песочнице, и вернется в свой отполированный, сияющий, но абсолютно фальшивый мир.

Но Заречье – не мегаполис. Здесь нет места для секретов, нет возможности затеряться в толпе. Здесь все, как на ладони, – обозреваемо, предсказуемо, душно. Уже на следующий день баба Глаша, торговавшая самодельными вязаными носками у сельмага, – этот ходячий деревенский рупор – с придыханием поведала мне, что "гость столичный" снял дом у Пашки-алкаша, – тот, разумеется, пропил уже половину аванса – и вовсю ведет переговоры с директором школы. Причем, судя по ее словам, разговор был серьезный, предметный, с чертежами и сметами. Откуда это все знала баба Глаша, одному Богу известно, но я ей отчего-то поверила.

Я делала вид, что меня это совершенно не касается. Я в отпуске. Имею полное, заслуженное право не думать о проблемах школы, о протекающей крыше, о скрипучих полах, о холодных классах. Пусть разбираются сами. Пусть принимают его грязные деньги. В конце концов, разве не этого я добивалась? Но внутри все клокотало, бурлило, словно в старом заброшенном колодце. Я не могла выкинуть Игоря из головы. Он стал навязчивой, дурацкой мелодией, заедающей, раздражающей, но от которой почему-то невозможно избавиться. Как будто застряла заноза под ногтем – маленькая, ноющая, не дающая покоя.

Я надеялась, что к концу моего отпуска он перегорит. Что ему наскучит возиться с этой деревенской разрухой, с упрямым директором, с вечно недовольными родителями. Что он поймет, наконец, что ему здесь не место. Что он, как и все, просто уедет.

Но однажды утром, когда я шла на речку, надеясь, что прохладная вода хоть немного смоет с меня липкий пот тревоги и поможет отвлечься от этих тяжелых, навязчивых мыслей, я увидела его. Он стоял на мосту.

Мост. Скрипучий, деревянный, полуразвалившийся. Символ перехода. Ирония судьбы, да и только.

Сердце предательски ухнуло куда-то в район солнечного сплетения. Я почувствовала, как холодеют кончики пальцев, как по спине пробегает неприятный холодок. Можно было развернуться и уйти. Сделать вид, что я его не заметила. Что я просто ошиблась дорогой. Но я не смогла. Какая-то темная, непреодолимая сила, словно магнит, тянула меня к нему. Или, может быть, это было просто глупое, болезненное любопытство? Желание посмотреть в лицо своему палачу?

Я подошла ближе. Он ждал меня. Это было очевидно. В его напряженной позе, в судорожно сжатых кулаках, во взгляде, – цепком, изучающем, – в плотной, напряженной тишине, словно натянутой струне, повисшей в воздухе.

– Привет, – произнес он тихо, словно боясь спугнуть напуганную птицу. Голос звучал хрипло и неуверенно.

– Что тебе нужно, Игорь? – ответила я, стараясь вложить в голос как можно больше равнодушия, как можно больше льда.

– Я просто хотел поговорить.

– Нам не о чем разговаривать, – отрезала я, делая шаг в сторону. – Все давно сказано.

Я попыталась пройти мимо, сделать вид, что его не существует, но он бесцеремонно преградил мне путь. Высокий, широкоплечий, он словно стена стоял передо мной.

– Пожалуйста, Арина. Выслушай меня. Всего несколько минут, – в его голосе прозвучали нотки отчаяния, которые я никак не ожидала услышать.

Я вздохнула. Тяжело, обреченно. Ну вот, началось. Игра