Бывшие. Цыпленочек от босса - Елена Верная Страница 10

– Хорошо, – сказала я, скрестив руки на груди, принимая оборонительную позу. – Я слушаю. Но у меня немного времени.

Он замолчал. Снова. Словно тщательно подбирая слова, взвешивая каждое из них на невидимых весах. Смотрел на реку, на ее медленное, безмятежное течение, на отражающиеся в ней кудрявые облака.

– Я знаю, что ты ненавидишь меня, – произнес он наконец. Слова прозвучали глухо, словно из самой глубины его души.

– Это не ненависть, – ответила я, чувствуя, как внутри поднимается волна ледяного презрения. – Это… брезгливость. Ты вызываешь у меня брезгливость.

Он вздрогнул. Мои слова словно хлестнули его плетью. Я увидела, как дернулся уголок его губы.

– Я знаю, что поступил неправильно, – продолжил он, с трудом подбирая слова. – Я знаю, что причинил тебе боль. Невыносимую боль. Но я… я был слаб. Я не мог поступить иначе.

– Слаб? – ядовито усмехнулась я. – Ты был трусом. Ты просто испугался. Ты предпочел свою комфортную, сытую жизнь моей любви. Ты предал меня, Игорь. Ты предал нас.

Старые, незаживающие обиды всплывали из глубин памяти, как грязные, зловонные пузыри со дна реки. Слова лились сами собой, горькие, ядовитые, словно яд.

– Ты обещал мне развод. Ты клялся, что любишь меня больше жизни. Ты убеждал меня, что мы будем счастливы. А потом… ты просто передумал. Ты просто струсил.

– Я не мог, – пробормотал он, опустив голову. – Я не мог пойти против семьи. Ты не понимаешь…

– Нет, это ты не понимаешь. Ты не понимаешь, что ты сломал мою жизнь. Ты оставил меня одну, без гроша в кармане, с ребенком под сердцем. Ты хоть представляешь, чего мне стоило выжить? – я сама не ожидала, что скажу это. Слова сами вылетели и их уже было не вернуть.

Он замер. Словно окаменел. В его глазах отразилось что-то похожее на изумление, граничащее с шоком.

– Ребенком? – переспросил он, словно не веря своим ушам. – У тебя… есть ребенок?

Вот оно. Самый страшный момент, которого я так боялась. Момент истины.

– Это не твое дело, – отрезала я, стараясь скрыть дрожь в голосе. – Это не имеет к тебе никакого отношения.

– Я спросил, – сказал он, глядя мне прямо в глаза. – Я… я имею право знать. Я хочу знать. Расскажи мне все.

– У меня все хорошо, – ответила я, стараясь говорить как можно спокойнее, как можно убедительнее. – У меня есть работа, любимая школа, свой дом, верные друзья. У меня есть все, что мне нужно для счастья.

– А ребенок? – настаивал он, не отводя от меня взгляда. – Сколько ему лет? Это мой ребенок?

Я почувствовала, как кровь приливает к лицу, как щеки пылают огнем.

– А ты думаешь я бросилась в постель к другому мужчине сразу же как ушла от тебя? – его вопрос оскорбил, задел за живое. – Если тебе будет так спокойнее, но это не твое дело и не имеет никакого значения.

– Имеет. Для меня имеет огромное значение, – ответил он, приблизившись ко мне вплотную. – Я хочу знать правду, Арина. Я заслуживаю ее.

– Ты ничего не заслуживаешь, – процедила я сквозь зубы, чувствуя, как внутри поднимается волна панического страха. – и ни на что ты не имеешь никакого права. Ты давно потерял это право.

Я развернулась, чтобы уйти. Больше не могла выносить этот разговор. Больше не могла выносить его присутствие. Я и так наговорила кучу лишнего, того, что не собиралась и не планировала.

– Арина, постой, – он схватил меня за руку, сжимая ее так сильно, что я почувствовала боль.

Я вырвалась. С силой. Ярость, обида, презрение, страх – все смешалось в один кипящий, бурлящий ком.

– Оставь меня в покое, Игорь, – сказала я, глядя ему прямо в глаза. – – Просто уезжай. Вернись в свою Москву. Исчезни из моей жизни. Сделай хоть раз в жизни что-нибудь хорошее.

Я ушла, не оглядываясь. Шаги звучали громко и неестественно по сухим старым доскам моста. Я чувствовала, как он смотрит мне вслед. Я чувствовала, что он что-то это не все, но сейчас я не могла продолжать этот разговор. я знала, что все самое страшное, самое болезненное – только начинается для меня.

Глава 9.

Солнце, наглое и беспощадное, будто решило выжечь Заречье дотла. Август в этом году словно взбесился, превратив обычную жару в настоящий адский зной. Липкий пот струился по спине, одежда противно прилипала к телу. Я чувствовала себя вареной в собственном соку. Решив, что Марусе все-таки полезнее подышать хоть каким-то воздухом, нежели сидеть в душном доме, я, скрепя сердце, вытащила ее на детскую площадку. Хоть какое-то развлечение для ребенка, да и мне смена обстановки не повредит. Дома эти стены уже давили, словно саркофаг.

Площадка выглядела сиротливо – почти пуста. В такую пекло только самые отчаянные родители решались вылезти из своих прохладных укрытий. Лишь несколько мам с колясками, словно выцветшие тени, лениво переговаривались в тени старого, раскидистого клена, чьи листья поникли от жары. Маруся, как выпущенная на волю птица, сразу рванула к горке. Она обожала с нее съезжать, заливисто смеясь и размахивая своими тонкими ручками. Ее звонкий смех – это был тот редкий звук, который мог пробиться сквозь броню моей усталости и тревоги.

Я, стараясь не думать ни о чем, кроме настоящего момента, опустилась на обшарпанную, выцветшую скамейку. Просто смотреть на Марусю, на ее счастливое личико, наслаждаться ее детской непосредственностью, ее беззаботным смехом. Это был мой маленький островок спокойствия, моя тихая, хрупкая гавань, где я могла хоть ненадолго забыть обо всех навалившихся проблемах, об Игоре, о школе, о неопределенности будущего.

Но, как оказалось, даже в этом укромном уголке, даже за стеной детского смеха, от прошлого и от страха не спрячешься.

Я увидела его издалека. Он стоял у покосившейся калитки, словно не решаясь войти. Я сразу узнала его высокую, немного сутулую фигуру, его привычную позу – руки в карманах брюк, плечи чуть опущены. Игорь.

Сердце, словно испуганный зверек, болезненно забилось в груди, пропустив удар. Дыхание перехватило. Меня словно парализовало неведомой силой. Я не могла ни пошевелиться, ни произнести ни слова. Просто застыла, как изваяние, и смотрела на него, как зачарованная, словно ждала, что будет дальше, словно предчувствовала надвигающуюся бурю.