Многогранник - Lizzy Pustosh Страница 11

– Ох, ладно, пошлите и с ними. Хоть мне это и не нравиться, но времени нет, – поторапливал Ренат.

– Стоп, ещё одно, – остановил его Раф.

– Ну что?

– Выходя из комнаты, один открывает дверь, проскальзывает и делает реверанс, другой, пританцовывая, проходит к первому, делая из рук пистолетики и будто стреляя в воздух, и, останавливаясь у первого, говорит «пум-с-с», третий же, точно всех расталкивая локтями, но никого на самом деле не трогая, подходит к первому и второму и тоже говорит «пум-с-с». После чего мы все поворачиваем головы влево, притом стоя в шеренге, и говорим «пум-с-с», поднимая эффектно брови, – для мальчиков было понятно, что Раф находился в сильнейшем восторге от этой идеи.

– Э-э-э-э-э-э-эм, нет, – одновременно произнесли Ренат и Амос.

– Но почему-у? – удивился Раф.

– Потому что это бред, – сказал Эбейсс и хотел выйти вместе с Ренатом, но остановился.

– Ну, пожалуйста. Если мы не будем делать что-то странно-сумасшедшее, то дружбы у нас ладной и не выйдет. Она и заключается в ненормальном веселье. Просто вспомните, как вам было до этой школы. Разве не может быть весело сейчас и друг с другом? – с печальными глазами обратился Раф к друзьям.

– Ох, ладно, – с недовольным видом протянул Амос. – Но ты начинаешь, и если над нами будет смеяться весь корпус, то виноват будешь ты, – заключил он, видя согласие Рената.

– Почему «если»? Обязательно будут, – прокричал Раф, проскальзывая из открытой двери.

«Фишка» была исполнена. Но осуждения они не получили: к счастью, мальчики изрядно опаздывали. Им пришлось практически бегом (в школе разрешалось передвигаться исключительно шагом, но не уточнялось каким) идти по полупустому корпусу третьего курса.

– Ой, Раф, сегодня нет тренировок, так ты решил нас так в форму вернуть после недельного пребывания дома? – язвительно подметил Ренат.

– Ну кто-то пребывал, а кто-то – нет, – Амос искусственно улыбнулся ему в ответ.

– Да не важно, кто и где был. Главное – мы теперь с вами друзья – я так рад! – Раф обнимал их за плечи несмотря на то, что они все ещё шли быстрым шагом.

– Какой же ты умиленный, – распевая эти слова, произнёс Ренат. – Но лучше прекрати: тебе известно, какие правила в школе, и как учителя относятся к этому, – сделав ударение на первые два слова, он стал более серьёзным.

– Да уж, это точно, – подтвердил Раф и переменил быстрый шаг на спокойный.

Они подошли к балкону, на котором стояла толпа учащихся с первого по десятый курс, в определённом порядке (это был один из принципов школы).

– Удивительно, что вы успели, господа, – недовольным тоном произнёс тот самый руководитель, заходивший к ним с утра. – Минута позже, и вы бы отправились на исправительные занятия за нарушение порядка, – рыжие длинные усы забавно дергались на неприятном лице учителя.

– Просим прощения, месье, – в один голос отрапортовали мальчики.

– Ну, не здесь же. Ещё и так громко. О, ужас. Идите уже к столбу: там ваши места, – мужчина остановил Рафа, пошедшего вместе с Амосом и Ренатом. – Нет, вы, мистер Серафим, идёте к левому столбу: там ваше место, -разделив друзей, Николас Викторович спустился в холл школы.

– Мы будем тебя помнить, – на амслене сказал Амос удалившемуся соседу.

– И я вас, – ответил Раф другу все также, без слов. Подойдя к краю балкона, Амос и Ренат встали по стойке смирно, как и все другие курсанты в своих серых костюмах и цилиндрах.

– Я знаю, что нам запрещено говорить на церемонии, но более удобного момента, по моим подсчётам, уже не будет, – начал спокойно Эбейсс.

– Для начала, будь тише. А для конца – ты о чем? – спросил Ренат, совсем не двигаясь, лишь едва приоткрыв рот.

– Тебе, может быть, это дружба и нужна, но мне – нет…– начал было Амос, но Ренат его прервал.

– Если я более весёлый, чем ты, это не значит, что я горю желанием дружить с тем, кто за два года знакомства сказал мне однотипных пятьдесят слов.

– Славно, но я понял, почему ты это сделал.

– Хе, только, наверно, сам Раф не понял этого, – мальчик печально усмехнулся.

– Да… и я поэтому же, – Амос отпустил на мгновение глаза, но тут же их поднял.

– Неужели в тебе есть благородство? – эта усмешка Ренат была уже более укоризненная и спокойная. – Я думал, те, кто идёт в наивысшую Лигу спокойно обходятся без него с рождения.

– Ты не прав, – лёгкое недовольство пробежало по лицу Амоса. – Не все так, как говорят. Запомни, что слухи всегда кажутся более реальными, чем сама реальность.

– Не горячитесь, господин Эбейсс. Нам сейчас ни к чему такие проблемы. Мы, вроде бы, говорили о Рафе, не так ли? – услужливо и все также спокойно закончил Ренат.

– Ни к чему сейчас твоя ирония, но да, мы говорили о нем.

– Мы обязаны с ним больше общаться, даже дружить. Тебе, как я понимаю, прекрасно известно, в какой семье он вырос, – Ренат глубоко вздохнул.

На минуту воцарилось молчание: торжество объявили начатым.

– Если ты настолько же имеешь чувство сожаления и горести, как я, то понимаешь, что я прекрасно знаю все то, что ты сказал.

– Не сомневайся, мы, искуссники, не хуже вас знаем, что такое сопереживание. Тебе же известно, что умер месяц назад… его брат, а не какой-то знакомый со двора? – Ренат повернул голову в сторону Эбейсса.

– Да… – Амос с грустью повернулся в ответ. – Мне жаль, что такое случается, – и принял прежнюю позу.

–Такое… Какое такое, Амос? Его мать в порыве ярости ударила по голове больного ребёнка, которому было всего пять лет. Что? Ты часто слышишь в рассказах такое? А тот факт, что Раф все это видел, тебя вообще не смущает? – в неподвижных глазах Рената блестели слезы. – Лживые Эбейссы… все вы одинаковые, – в этот момент он бы яростно желал плюнуть под ноги Амосу, но устав запрещал шевелиться.

– Ты и понятия не имеешь ничего о нас, так что лучше замолчи, Нидмистейк, – слова Рената сильно задели Амоса – его ответ прозвучал на редкость грубо. – Как ошибался отец, когда сказал, что Вас здесь не будет… – и мальчик с отвращением взглянул на соседа.

Они прекратили разговор.

Где-то вдалеке, внизу, шло торжество. Фейерверки, дымовые облака всевозможных цветов расплылись над Перекрестной площадью Высшей школой первого этапа, удивляя своей непревзойденностью и магической способностью собираться в фигуры и образы животных. Но здесь, совсем близко, обрушилась ещё на детские сердца печаль ядовитого гнева в момент произнесенных слов. Думали ли те, кто снизу застыл в пластилиновых образах, что тут, вверху, пошатнулся мир веры двух разных маленьких людей? Нет. Там шло чествование, никак не вникающее в проблемы за рамками ограничений.

В группе курсантов-первоклашек было какое-то оживление: они не стояли