Белая ведьма для алого дракона - Рина Мадьяр Страница 13

Кларисса, не сказав ни слова, с мертвым лицом сделала реверанс и, не глядя ни на кого, поспешила выйти, ее шелковое платье шелестело по паркету.

Изабелла стояла, словно парализованная, ее глаза были полены ненависти и шока. Ее не арестовали, не унизили грубо. Ее просто… отстранили. Обезвредили. Лишили власти и союзницы одним росчерком. Это было унизительнее любой истерики.

Эррон в последний раз окинул взглядом зал — испорченные гобелены, слуг, меня, Годрика.

— Разберите это, — бросил он в пространство, очевидно, обращаясь ко мне и Годрику. И, не добавляя больше ни слова, развернулся и вышел тем же твердым, мерным шагом, каким и вошел.

— Следуйте за господином, — спохватился Годрик довольно быстро. — О зале я позабочусь. У вас есть что ему передать.

Глава 15

Слова Годрика встряхнули меня. Он был прав. Скандал с гобеленами — лишь верхушка айсберга, и сейчас, пока гнев Эррона был направлен на сестру, — лучший момент вскрыть главную рану.

Я кивнула Годрику в знак благодарности и, подобрав полы платья, почти побежала вслед за удаляющейся спиной герцога. Его плащ развевался за ним, как темное знамя.

— Ваша светлость! — окликнула я его, едва догнав в длинном коридоре, ведущем в его покои.

Он остановился, обернулся. Его взгляд, все еще отстраненный и холодный, вопросительно скользнул по мне. Ни нетерпения, ни одобрения — лишь ожидание.

— Прошу прощения за беспокойство, — я слегка запыхалась, не столько от бега, сколько от напряжения. — Но есть дело куда более важное, чем испорченные гобелены. То, о чем я писала вам в письме. Если вас не затруднит… проследуйте со мной в кабинет. Там есть кое-что, что вы должны увидеть.

Он молча смотрел на меня несколько секунд, и мне показалось, что в глубине его золотистых глаз что-то мелькнуло — искра интереса? Нет, скорее, оценка. Оценка моей настойчивости.

— Веди, — коротко бросил он и жестом показал, чтобы я шла первой.

Дорога до кабинета показалась вечностью. Я чувствовала его присутствие за спиной. Мощное, безмолвное, давящее. Воздух между нами казался густым и наэлектризованным.

Я ловила себя на том, что прислушиваюсь к его шагам, ровным и тяжелым, и пыталась выровнять дыхание.

Войдя в кабинет, я провела его к своему большому столу. Горшок с белыми цветами на углу будто встрепенулся от его появления.

— Вот, — я отодвинула стопку уже разобранных отчетов и достала из потайного отделения в книге те самые листы. — Это лишь часть. Счета ювелиров, оплаченные из фондов на ремонт башен, закупку фуража и выплату жалования гарнизону. Все они на имя леди Изабеллы.

Я выложила на стол лист за листом. Сначала счета с печатями мастерских. Затем свои выкладки, где я свела в колонки суммы, даты и фонды, из которых они были незаконно изъяты.

Всё чётко, ясно, неопровержимо.

Эррон не сел. Он стоял рядом, склонившись над столом, его высокая фигура заслоняла свет от окна. Он молча брал каждый лист, изучал его своим пронзительным, быстрым взглядом, откладывал в сторону и брал следующий. Его лицо оставалось совершенно невозмутимым. Ни тени гнева, ни удивления. Лишь легкое напряжение в уголках губ и сосредоточенность во взгляде.

Я стояла рядом, стараясь дышать ровно и наблюдая за ним. Он был так близко. Я могла различать тонкие пряди его огненных волос, чувствовать исходящее от него тепло и едва уловимый запах кожи, холодного металла и дорогого мыла. Его концентрация была почти осязаемой. И его молчание давило и завораживало одновременно.

Он просмотрел все. Отложил последний лист. Выпрямился во весь свой внушительный рост. Его взгляд наконец поднялся на меня. В нем не было ничего, кроме холода.

— Хорошая работа, — произнес он.

Его голос был низким, бархатным, и эти два простых слова, сказанные тембром, от которого по коже побежали мурашки, прозвучали как высшая похвала.

— Четко. Доказательно.

Мое сердце бешено застучало, видимо, желая вырваться из груди ему навстречу. Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

— Я со всем разберусь, — добавил он с той же ледяной простотой. Он сделал шаг назад, его взгляд скользнул по столу, по цветку, по мне. — Продолжайте в том же духе.

И, не дожидаясь ответа, он развернулся и вышел из кабинета, закрыв за собой дверь с тихим, но окончательным щелчком.

Я осталась стоять посреди комнаты, опираясь о стол дрожащими руками. Воздух, кажется, все еще вибрировал от его присутствия.

И этот голос. Глубокий, бархатный, проникающий прямо под кожу, заставляющий сжаться внутри от чего-то сладкого и тревожного одновременно. Он был не просто холоден. Он был идеален. Совершенен в своей сдержанной силе. И это пугало и притягивало одновременно.

Я медленно выдохнула. Он все узнал.

Я сидела за своим столом, пытаясь вникнуть в отчет о поставках зерна, но цифры расплывались перед глазами. Я ловила себя на том, что прислушиваюсь к шагам в коридоре, к каждому скрипу двери. Ждала. Хотя чего именно — не знала.

Вместо этого ближе к вечеру в кабинет вошел его личный слуга. Сухопарый, немолодой мужчина с бесстрастным лицом, одетый в темный, безупречно чистый костюм.

— Герцогиня, — он поклонился с отточенной почтительностью. — Его светлость просит вас отужинать с ним. Через час. В малом зале.

Сердце сделало в груди нелепый переворот. Ужин? Наедине?

— Передайте его светлости, что я буду вовремя, — ответила я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

Слуга кивнул и удалился так же бесшумно, как и появился.

Паника накрыла меня волной. Ужин. Что надеть? Все мое богатство состояло из нескольких скромных платьев.

Как вести себя? О чем говорить? Он же просто хотел обсудить дела поместья. Наверное. Это же не настоящий ужин.

В итоге я выбрала самое темное свое платье без единого украшения, попыталась пригладить непослушные пряди волос и, глубоко дыша, ровно через час направилась в малый зал.

Это была сравнительно небольшая комната с камином и длинным столом, накрытым на два прибора. Теплый свет свечей отражался в темном дереве столешницы и полированной посуде. Было уютно. И пугающе интимно.

Эррон уже ждал. Он стоял у камина, спиной ко мне, рассматривая что-то в пламени.

Герцог снял дорожный плащ и был одет в темно-бордовый камзол простого, но безупречного кроя, подчеркивавшего ширину его