Ошибка архитектора - Эйлин Торен Страница 14

Она повернула голову так, чтобы видеть его.

— Все они будут смотреть на тебя и понимать, что их наряды, приобретены по кредитным распискам, большинство из которых лежит у меня на столе, — и Верон положил ей руку на спину, погладил мягко. — По сути они все принадлежат мне, а значит и тебе.

И герцогиня не могла не признать, что утопала сейчас в неге.

— И они давятся от зависти понимая, что в отличии от них, у нас есть не только титул, но и деньги. Что всё, что есть у тебя ты можешь себе позволить. А им остаётся только кудахтать от бессильной злобы, потому что одного твоего желания может быть достаточно, чтобы они лишились всего, начиная с домов и заканчивая исподним.

— Ты ужасный человек, — проговорила Лана, улыбаясь.

— И тебе это нравится, — ухмыльнулся Верон.

Он хотел встать и уйти, но она поймала его за рукав рубашки, которую он не снял, да и почти никогда не снимал, видимо не желая лишний раз показывать свои шрамы.

— Поспи со мной, — попросила она и это было редким желанием, порывом, который иногда находил на неё в такие моменты, как сейчас.

Верон нахмурился, но не ушёл, Лана перебралась через него, чтобы спать на той стороне, что не была изувечена, хотя конечно смогла сделать так, что он снова притянул её к себе и она захлебнулась от радости, с силой вжимаемая в поверхность кровати, получая то, чего хотела.

И в том был ещё один смысл. Такой нервной, не находящей себе места, пребывающей в раздрае, Лана была только перед днями очищения.

Утром она отправилась отдавать оплаченные Вероном счета своему портному, который с радостью принял заказ от своей самой богатой и потому любимой клиентки. Вернувшись, поднялась наверх, застыла посреди комнаты в обиде на саму себя и своё чрево, которое никак не желало работать так, как у всех.

— Госпожа? — в комнату шмыгнула Юллин, которую герцогиня приказала к себе позвать, как только пришла домой.

— Приготовь мне ванну, — отдала она приказ и пройдя наконец вглубь комнаты, сняла шляпку и кейп.

— Да, госпожа, — отозвалась девушка и ушла в ванную комнату.

Какое-то время Лана в раздражении слушала радостные напевы служанки и шум воды, наполняющей ванну.

В дверь постучали, герцогиня нахмурилась. Это была Эйва.

— Ваша светлость? — она присела, сделав шаг в комнату.

Лана кивнула:

— Юллин, оставь всё как есть и можешь идти. Дальше я сама.

— Помочь вам раздеться? — спросила служанка, выходя из ванной комнаты.

— О, небеса, иди уже, Юллин, кажется сапожник сделает это намного лучше, чем ты, — раздражалась герцогиня и совершенно спокойно наблюдала, как надувшаяся на её слова горничная вышла из комнаты. — Эйва, поможешь мне?

— Да, госпожа.

— Что там? — спросила герцогиня, зная, что служанка пришла не просто так.

— Послание, — и горничная показала Лане свёрнутый квадрат письма.

— От кого?

— От графа Барная, — ответила Эйва.

Герцогиня Шелран вздохнула.

Она как-то оказала некоторые неосторожные знаки внимания мальчишке, сыну графа, а потом внезапно за ней стал волочиться и папаша. Оба они были статными красавцами. Сын пылкий, неугомонный восемнадцатилетний романтик, а отец бравый горячий в прошлом военный, которому было чуть за сорок, с супругой бесцветной и утомлённой жизнью, которая понятное дело такого молодца не могла бы удовлетворить и в лучшие свои годы, чего уж говорить о сейчас.

— Эйва, я такая плохая? — спросила Лана, когда горничная сняла с неё верхнюю часть её наряда.

— Ваша светлость? — нахмурилась женщина. — С чего такие разговоры?

— О, Эйва, у меня снова не будет ребенка, — горестно ответила герцогиня. — Я никогда не рожу, да?

— Не переживайте, госпожа. Вы молоды, здоровы, всё будет хорошо.

— Меня это убивает, — качнула она головой, опираясь на женщину, когда вылезала из юбок. — Эти курицы, вступают в брак и рожают одного за другим, и это при том, что их супруги подходят к ним раз в год. Один раз и вот тебе ребёнок. А я… может это… Эйва…

И на глаза навернулись злые обидные слёзы.

— Ну, ваша светлость, всё будет, обязательно.

— Я так хочу урыть их, всех этих… но я так боюсь, Эйва, а вдруг они все будут думать, что это не его ребёнок? — и эта мысль так сильно тревожила её, хотя она и изменяла Верону, но в этом была очень осторожной, так подвести его она никогда бы себе не позволила, это было принципиально для неё. — Как думаешь, на кого он будет похож?

— Ваша милость, это знают только боги, — ответила горничная.

— Верон и Иан похожи на отца. А я похожа на их мать? Да?

— Нет, госпожа, кажется наоборот. Волосы и глаза у них в мать, а вот сама внешность у вашего супруга в отца, а у его брата в мать.

Лана тяжело вздохнула.

— Не накручивайте себя, госпожа, — Эйва прошла в ванную и отключила воду. — Добавить порошки?

— Да, чтобы голова не болела.

— Да, госпожа. И хотите скажу вам новость, которая надеюсь вас порадует?

Герцогиня прошла в ванную комнату и окончательно разделась.

— Скажи.

— Господин с утра разрешил мне сопроводить вас ко двору вместо Юллин.

— Правда?

— Да.

— Это прекрасная новость, — улыбнулась Лана и она была рада, потому что несмотря ни на что Эйва была невероятной в своём понимании, услужении и верности. Последнее было в ней самым главным и ценным.

— Что делать с письмом? — спросила горничная.

— Посланник ждёт? — уточнила герцогиня.

— Да, мальчик внизу.

— Отправь назад.

— Не прочитаете? — уточнила Эйва.

— Нет. Не прочитаю и не отвечу, — отозвалась Лана, погружаясь в тяжёлые мысли.

Уже к вечеру, Юллин передала герцогине ещё одно послание. И это Ланира не могла проигнорировать или вернуть без ответа.

С утра она была в храме, морщилась, потому что ненавидела запах плавящихся свечей. А в дни очищения особенно сильно реагировала на резкие звуки, которых здесь было очень много — даже самые тихие шаги в пустых залах и коридорах превращались в невыносимый гулкий топот.

— Герцогиня, — ей поклонился главный служитель, улыбнулся этой своей мерзкой улыбочкой. Хотелось врезать ему по лицу.

— Здравствуйте, дядя, — поздоровалась Ланира и улыбка слезла с лица служителя.

— Ваша светлость, приличия…

— О, хватит, — она повела головой и пошла во внутренний двор храма, где было не так пусто и не так гулко.

— Благословение богини никогда не коснётся тебя, племянница, если будешь так относиться к вере и тому, что с ней связано, — увещевал он, чем раздражал её ещё больше.

— О, конечно, вы говорите мне