Пропавшая невеста - Маргарита Дюжева Страница 15

– Дай я хоть посмотрю на тебя поближе. – Нарва склонилась к ней и, взяв за подбородок, повернула голову Ники сначала в одну сторону, потом в другу. – М-да-а… Не думала я, что под лягушачьей шкуркой такое скрывается. Сама жути на себя навела или подсобил кто?

– Морок это был. Магичка сильная наложила.

– Зачем?

– Зависть и желание быть первой.

Ника говорила и сама не верила, что слышит свой голос. Столько месяцев мычать, а потом вернуть возможность говорить – это прекрасно. Наверное, надо было радоваться, но вместо этого она тряслась от волнения и тревоги.

– Расскажи, – потребовала Нарва, усаживаясь напротив.

– Шатария, невесты, отбор. Моя соперница хотела заполучить самого лучшего жениха. Наложила морок, чтобы меня устранить. Конец истории.

– Эта курица просчиталась, – убежденно фыркнула старуха, – лучший – это наш кхассер. И он выбрал тебя.

– Сомнительная радость, – Ника подняла руку, демонстрируя суровую серую нитку.

– Не говори глупостей. Весной вернется, узнает, какая ты стала, и заберет тебя из лачуги обратно в замок. И нити эти на атласные ленты поменяет.

– Я не пойду.

– Куда ж ты денешься?

– С тобой останусь, – сказала Доминика и, указав на свое лицо, твердо добавила: – И я не хочу, чтобы он знал об этом.

– Так нельзя…

– Можно, Нарва. Можно! Он… очень сильно меня обидел, и я не хочу иметь с ним ничего общего. Ну хочешь – на колени встану?

– Глупостями не страдай! – насупилась старуха. – Надо ему сказать.

Видя, что Нарва целиком и полностью на стороне Брейра, Ника решила пойти на хитрость:

– Пожалуйста! Дай мне время. Я… я сама ему потом скажу.

– Люди все равно увидят и узнают, что ты изменилась.

– Не узнают. Я буду всегда носить капюшон, в деревню не пойду. А в полях, где мы с тобой бродим, и не бывает никого. Пожалуйста, Нарва! Если кто и может ему рассказать, так это ты. И я прошу тебя этого не делать. Умоляю!

Травница с досадой поджала губы, помолчала, потом скупо произнесла:

– Молодой хозяин не так плох, как тебе кажется.

– Мне все равно! Я очень тебя прошу. Не говори никому о том, что со мной произошло… Я это сделаю сама, но чуть позже.

Глава 7

С того дня ее жизнь… не изменилась.

Все так же вставая утром, она куталась в старый ватник, брала лопату и шла разгребать дорожки-тоннели. Ей даже не приходилось наматывать шарф на пол-лица на случай, если кто-нибудь забредет на опушку и подойдет близко к хижине – к счастью, таких дураков не было. Жители деревни набирали снадобий до того, как снег заваливал лесные тропы, и вплоть до самой весны не беспокоили старую травницу, случайные охотники обходили эти места, потому что зверь сюда забредал редко, а простые путники в такую глушь не забирались, предпочитая держаться проторенных дорог.

Ника все так же помогала Нарве колдовать над зельями. Теперь, когда речь к ней вернулась, работа шла гораздо быстрее. Выпускница гимназии, прирожденная целительница и травница, с удовольствием раскрывала старухе, приютившей ее в своем доме, все секреты. Научила делать так, чтобы настойка полынницы не пахла грязными носками, улучшила зелье от мигрени, показала как сортировать сушеные побеги смоквы – какую надо толочь, а какую проваривать полностью.

Нарва была счастлива. За всю свою жизнь она не встречала человека так же сильно увлеченного травничеством, как она, поэтому с радостью делилась опытом и впитывала новый.

Вместе они прожили зиму и встретили первые проблески весны.

Постепенно дни становились длиннее, снег серел и таял, сугробы по обе стороны дорожек уменьшались, и все чаще в воздухе появлялся тот самый аромат, который предвещал обновление и пробуждение.

Ника ждала.

Каждый день, выполняя привычную работу, она прислушивалась к едва заметному движению соков в белых березах и наблюдала за грачами, прилетевшими через южный перевал. А по ночам, укутавшись в теплый платок, садилась на крыльцо и долго смотрела в небо, выискивая среди звезд знакомые только ей сигналы и знаки.

Единственное, что ее волновало – это возвращение кхассера. По словам старухи, он возвращался весной иногда в первые дни, иногда с перелетными птицами. В этом году он не торопился, и Ника искренне надеялась, что ей хватит времени сделать то, что задумала.

К концу марта снег, который все еще царствовал в чаще и на опушках, начал выпускать из своего плена спящие поля. Сначала темные проталины появились на открытых местах, где солнце прогревало землю весь день, потом подобрались к кромке леса. Все ближе и ближе, обходя участки, куда падали тени от пушистых елей.

И вот однажды, проснувшись на заре и услышав мелодичный свист первых дроздов, Ника поняла, что время пришло. Она тихонько собралась, стараясь не разбудить старую Нарву, сладко посапывавшую на своей узкой кровати, и вышла из избушки. Узенькими тропками, вьющимися среди еще голых деревьев, девушка добралась до ближайшего поля и, остановившись на его краю, прислушалась.

Вокруг было тихо. Рассветное солнце только поднялось над горизонтом и лениво пробивалось через молочно-белый туман, струящийся по земле, не в силах полностью разогнать его.

Доминика вздохнула полной грудью, стараясь вобрать в себя силу этого места, скинула ватник, разулась и, тихо ойкнув, ступила босиком на еще стылую землю. Закатала рейтузы, оголяя колени, и опустилась на четвереньки. Было холодно. Дыхание теплыми клубами вырывалось изо рта, но она продолжала раздеваться. Сняла платок, позволив волосам рассыпаться по плечам, расстегнула верхние пуговицы на рубахе. Хитрый ветер тут же швырнул в лицо растрепанную прядь, скользнул за пазуху, пробирая холодом до самых костей.

Встав на четвереньки, Ника зарылась пальцами в пульсирующую жизненными токами землю и приготовилась слушать.

Ее силы, привычно откликнувшись на зов хозяйки, теплыми волнами бежали от груди до плеч и вниз по рукам. Доминика прикрыла глаза, позволяя им течь наружу, сплетаться с потоками, омывающими со всех сторон, проникать все глубже и глубже, расползаться во все стороны.

Потом тихо позвала духов природы, прося у них приоткрыть завесу тайны. Вокруг было тихо и серо, но перед мысленным взором Доминики раскрывалась совсем иная картина. Она видела белые трепещущие нити, разбегавшиеся во все стороны. Они пульсировали, дрожали, искали.

Возле самых пальцев притаился корень одуванчика, готовый первым пробиться навстречу солнцу. Мать-и-мачеха дремала в паре метров от того места, где сидела Ника. Старая ольха болела, но еще боролась за жизнь.

Доминика вдохнула побольше воздуха и раскинула