Реверанс со скальпелем в руке (СИ) - Тамара Шатохина Страница 16

Сколько так колбасило? Без понятия – пока силы не кончились. И я снова провалилась в сон - спасительный, тяжелый, почти беспамятство.

Утром, или днем уже, проснулась и какое-то время просто лежала, не двигаясь и мрачно глядя в потолок. Обдумывала. Беременности не боялась – Маритт выгнали из замка дю Белли в ссылку за бездетность. Пять лет – с семнадцати и до двадцати двух, она не могла дать мужу ребенка. Вот и турнул её в чем была. Там уже одевали и обували служанки. И содержание на охотничий домик не стало больше ни на один су. Приезжал, правда и насиловал, открывая перед этим окно – жирному старому борову всегда было жарко. Так и сдох на ней, облевав и жену, и постель. Только это и спасло потом уже меня от суда – признаки апоплексического удара… Естественная смерть.

Почему она выкинулась в окно – непонятно. Может не поняла, что умер? Иначе не стала бы. Была бы в уме – не стала. Спасалась, наверное. Как и у меня – последняя капля, просто не вынесла больше. Но под окном в лодке сидел Жером – подслушивал… сука, как выяснилось. По этим подробностям иронично прошелся потом младший дю Белли. Жером выхватил тело, но все же не успел – Маритт больше не было. Была я – чтобы сделать то, чего не смогла она. Я тогда надеялась, что в этой мистической рокировке есть какой-то смысл. Решила, что именно такой.

Теперь нет - не надеялась уже и не верила. И лежа на плаще Гарреля, всерьез рассматривала вопрос самоубийства – расчетливого и осознанного. Самоубиться было чем...

Астор дю Белли тогда предложил мне выбор – монастырь или ссылка в домик в средневековой деревеньке где-то в Бургундии. Я уточнила на всякий случай:

- Новое замужество для меня невозможно? – д-Артаньян вдруг как-то не к месту вспомнился… Атос. Понятно, что ассоциативный бред, но не все же здесь моральные уроды? И не все – старики.

- Ну почему же? – оскалился он, потирая руки. Он все время тер их одну о другую – мерзкая привычка!

- Можно и замуж – за того конюха, под которого брат подкладывал вас... мадам, чтобы вы все же понесли, а наследство и титул достался не мне и моим детям, а вашему ублюдку.

- А… моё приданое? – упорно выясняла я пределы своих возможностей, потея от ужаса и стараясь не зацикливаться на новых подробностях жизни Маритт.

- Ну… насколько я знаю, это кровь Лантаньяков и детородное чрево, - тер он руки.

- И что – вы вот так и отправите меня в Бургундию нищую и в обносках? И с документом на руках, где я – вдова дю Белли?

- Мне женские тряпки не нужны! – отрезал он, - возьмете из замка все, что посчитаете нужным - из одежды. Но назло братцу - он так ненавидел вас… Можете просить еще что-нибудь, а я подумаю. Какое приданое вы хотите? Чтобы унести в руках, не больше того. Не украшения – они остаются в семье.

- Тогда набор хирургических инструментов. Я где-то слышала – их можно дорого продать, если знать - кому, - решилась я, вспомнив иллюстрацию из учебника по истории медицины: - Я выбираю Бургундию и обещаю, что слова никому не скажу о вашей семье. И вас прошу… вы тоже забудете обо мне, мсье Астор. Пообещайте.

- Грязная мелкая пичужка, - скалился старик и тер руки: - Ножи вам... мадам? Дура...

Еще месяц я жила на притоке Луары в Анжу. Месяц он ездил и морально измывался, пока узаконил свои права на наследство.

- Можно оставить вас приживалкой… мадам. И мой сын станет таскать вас по чуланам… но Бригитта будет нервничать и может скинуть. Пускай вас таскают бургундцы, хе-хе… когда все ножички вы уже проедите.

Меня спасала предельная, максимальная вежливость. Я упражнялась в куртуазном словоблудии, засирая ему мозг вычурными оборотами и демонстрируя покорность. И, в конце концов, он просто устал от меня – бесполезной, слабой и никчемной. Злой мужик. Но далеко не дурак. Иногда ему надоедало ёрничать и злиться и тянуло просто поговорить, тогда он рассказывал об Америке и хвастался славным родом дю Белли.

Свою награду за этот месяц выдержки и притворства я получила. И выклянчила слово чести, а потом и маленький сундучок с хирургическим инструментарием. Жером отвез меня на остановку дилижансов и усадил в первый же проходящий – почтовый. Адрес был в кармане, личные бумаги в одном из баулов с вещами Маритт.

Сейчас можно достать этот набор скальпелей… а дальше воображение отказывалось работать! Самоубийство не вписывалось в теперешний настрой, в мою злость и даже ненависть, которую я сейчас чувствовала к Франции, французам, себе и жизни в целом! Я отчаялась, озлобилась, остервенела! И собралась в Россию. Но сначала в то место, куда и должна была – дом Жерома, который он обменял на охотничий домик. С хорошей доплатой, естественно.

- Он доплатит вам украденными у семьи дю Белли деньгами – вашими же, мсье, - глупо хихикала я, прикрывая рот ладошкой.

- Женщины глупы, - презрительно отвечал старик, - стал бы я держать управляющего, который не умеет видеть выгоду! Увидел для себя, увидит и мою, когда окажется привязан к месту. Выпорю разок…

Мне хотелось, чтобы Жером опять подслушивал и услышал и это тоже. Так… просто из вредности.

Когда я вышла из домика, где с приключениями ночевала, слез уже не было. Остались презрение и гадливость к окружающим и окружающему. Дубы больше не впечатляли, уважения к военной профессии не было… и какого, спрашивается, я сразу не сообразила про Россию? Где-то в районе Курска, может и дико далеко отсюда, но запросто могли жить мелкопоместные дворяне Рохлины – мои далекие предки, получившие боярство и земельный надел на окраине русских земель еще во времена Ивана Грозного.

Про Россию можно смело расспрашивать, подозрений это не вызовет.

Возле моей двери стоял часовой. Он…? Рука сама потянулась к скальпелю, надежно привязанному веревочкой и спрятанному в складках юбки. Нет, не то – торжествующего мужского взгляда не наблюдалось. Скорее, немного виноватый и любопытствующий. И запах… крепкого