Лето, когда ты была невестой - Анастасия Орлова Страница 17

***

Женщина полувисела на вколоченных в стену цепях, раскинув руки, словно птица — крылья. Её голова безвольно болталась, подметая пол светлыми растрепавшимися волосами, босые ступни были поджаты под себя, кончики пальцев ног выглядывали из-под испачканного в лесу подола нижней рубахи. Верхнее платье, плащ и обувь у неё забрали при обыске, оставив лишь сорочку. В полутьме камеры цесарь не заметил на ней никаких видимых повреждений, кроме разбитой ещё в лесу скулы, но он знал, что его допросный знает своё дело и умеет вытянуть правду даже из самых упорных молчунов, не уродуя напрасно человеческую плоть.

— Кто ты, и почему хотела убить меня? — спокойно и властно спросил цесарь.

Женщина вскинула голову и попыталась рассмеяться, но из её горла вырвался лишь булькающий кашель.

— Я не хотела убивать тебя, цесарь, — дерзко ответила она, глядя мужчине в глаза, — мне заплатили, заплатили очень щедро за эту стрелу… и за то, что она с собой несла. И это не смерть, нет, — женщина хрипло рассмеялась, — это — лучшая моя работа, самое тёмное из всех моих проклятий!

— Кто заплатил тебе? И что это за проклятье? — в нарочито холодном голосе цесаря улавливались ноты страха, перед которым мало кто может устоять, когда речь заходит о чём-то тёмном и таинственном.

— Заплатила мне отвергнутая тобой леди Джисиара. Каждую новую и полную луну ты должен был обращаться в белого медведя, огромного, злобного монстра, теряющего человеческий разум, и убивать всех вокруг себя! До тех пор, пока женщина, которую цесарь по крови назовёт своей королевой, не надела бы на тебя ошейник, сплетённый ею из своих волос.

Леди Джисиара, уже не первый год настойчиво добивавшаяся внимания овдовевшего цесаря, всё продумала: чтобы снять проклятие, он должен был жениться. И на ком, как не на ней? А уж она, жена правителя по крови, сделала бы всё необходимое. И жила бы счастливо в роли королевы. Но стрела попала в телохранителя.

— Значит, чтобы спастись, Брегир должен жениться?

— Жена правителя по крови! — крикнула женщина, исступлённо захохотав, — значит, чтобы его спасти, жениться должен ты! Но, кто знает, — добавила она уже спокойней, — попавшее не в того проклятие может и не сработать… А жаль, я потратила почти год, чтобы создать его.

***

Брегир попытался открыть глаза, но обжигающий свет полоснул их резкой болью. Мужчина потёр веки, с усилием повторяя попытку что-то увидеть. Он лежал в просторной лекарской зале, одну стену которой занимало окно, выходящее в самый дикий уголок сада. Ослепительное весеннее солнце прорывалось сквозь молодую зелень и рассыпалось множеством бликов на круглых боках лекарских пузырьков, что выстроились длинными рядами на этажерках вдоль стены.

К его кровати бросился кто-то невысокий и, несмотря на пышную комплекцию, проворный. Наконец, сумев полностью раскрыть глаза, Брегир увидел над собой вовсе не лицо целителя, как ожидал, а трясущиеся морщинистые щёки старой няньки Келлехерд, щедро окроплённые блестящими слезами.

— Ах, очнулся, милый, что ж ты, горюшко-то моё, — запричитала она, пытаясь поудобнее поправить под ним подушку. Добрая старушка за эти два года успела полюбить его, как сына.

— Келлехерд? Почему ты не с цесаревной? — удивился он.

— Да у девочки ещё десять нянек, есть кому присмотреть. А тебя-то тут, сиротинушку, одного бросили, кто ж водички подаст, иль ещё что?

Настойчивая, слезливая забота нянюшки настораживала. Уж не столь и рана-то серьёзная, чтобы так за ним ходить да у постели бдить.

— Он очнулся? — прозвучал от дверей голос цесаря. — Келлехерд, оставь нас.

Что-то было не так. Зачем цесарю понадобилось навещать телохранителя? Нянюшка недовольно поджала губы и нехотя вышла из лекарской. Правитель подошёл ближе, и Брегир попытался подняться, но резкая боль уложила его обратно.

— Не нужно, — цесарь мягко поднял ладонь, останавливая его. Он приблизился к постели телохранителя и опустился на стоявший рядом колченогий табурет.

Брегир напряжённо всматривался в красивое, ещё молодое лицо правителя, пытаясь найти хоть малейшую подсказку в его сдержанном, чуть отстранённом выражении. И нашёл, когда его взгляд встретился со взглядом мягких серых глаз, что смотрели на него со скорбью и искренним сочувствием, будто лежал он не на больничной койке, а в белых цветах на деревянном помосте, приготовленный для ритуального посмертного сожжения.

— Это был яд? — вспомнил он мысль, мелькнувшую перед тем, как угасло сознание. Цесарь покачал головой.

— Проклятие. Предназначавшееся мне. Снять которое могла лишь моя королева.

Брегир хотел было облегчённо вздохнуть — всё-таки с проклятием, каким бы оно ни было, можно жить, но что-то неуловимое в лице цесаря заставило насторожиться.

— Оно обращает в белого медведя каждую новую и полную луну, — продолжил цесарь, не дожидаясь вопросов. — Через два дня полнолуние. Мы должны запереть тебя на случай… Если оно подействует, ты будешь слишком опасен.

Огромная волна, тёмная и душная, накрыла раненого мужчину, но он ухватился за единственную надежду, шёлковой нитью блеснувшую перед его взором:

— Оно может не подействовать?

— Будем молиться, чтобы было именно так, — обронил цесарь, подавив тяжкий вздох.

— А если этого не произойдёт? — спросил Брегир, и тут же об этом пожалел: брови правителя резко сдвинулись к переносице, словно он пытался сдержать острый приступ боли.

— Брегир… — он вновь поднял серые глаза на телохранителя. Он не привык извиняться, да и не должен был, но в его взгляде читались отголоски вины. И бессилие что-либо изменить. — Если ты обратишься в чудовище… У нас не будет выбора. Мы не сможем сдерживать тебя вечно, — голос цесаря был тих и твёрд, и страшная волна схлынула, унося с собой всё, оставляя лишь ослепительно-белую, холодную пустоту. В оглушающей тишине, будто замедлившись, тяжело стучало сердце. В опустевшую голову по одной возвращались мысли. Два дня. Два дня, и всё может закончиться. И он никогда уже не обнимет её, не вдохнёт запах сосновой смолы от её шёлковых волос, не утонет в дерзких, смеющихся карих глазах. Не прикоснётся к загорелой коже, не сомкнёт пальцы чуть выше обнимающего тонкое запястье кожаного браслета, украшенного