Проданная - Лика Семенова Страница 19

Нужно было что-то соврать. Без убедительного повода Сильвия нас едва ли отпустит.

— Он сам просил прийти.

Та повела кустистыми бровями:

— Даже если и так — его нет в доме.

Сердце будто оборвалось:

— А где он?

Сильвия даже усмехнулась:

— Вот тебе только об этом забыли доложить. Знай свое место, Лелия. Если тебе не знакомы порядки высокого дома — привыкай.

— Когда он вернется?

Вальдорка отмахнулась:

— Что за расспросы? Он вернется тогда, когда сочтет нужным. Гаар, — она кивнула сиурке, — живо в покои. Слоняешься без дела.

— Я не знаю дом. Она помогала, — меньше всего я хотела, чтобы у Гаар из-за меня были проблемы.

Сильвия вновь кивнула Гаар, давая понять, что распоряжение остается в силе, и та должна немедленно выполнять. Посмотрела на меня:

— А ты — за мной. Тебя ищут по всему дому.

Я похолодела, но выбора не было:

— Кто ищет?

Сильвия не ответила. Мы вновь шли по лестницам и коридорам этого проклятого лабиринта, пока она не остановилась возле двоих охранников в куртках цвета дома Мателлин:

— Вот эта рабыня.

Я просто знала, что это люди Невия. Один из них кивнул и толкнул меня в спину:

— Пойдем.

Я с ужасом смотрела, как удаляется широченная спина вальдорки под короткой густой шапочкой черных стриженых волос.

Меня вновь толкнули в спину:

— Шевелись, что встала?

Я не чувствовала ног. Перед глазами мелькали «мошки». Пальцы немели, и в ладонях разливалось знакомое покалывание — предвестник обморока. Реальность подернулась маревом, и я почувствовала, что падаю.

Глава 9

В нос ударил едкий резкий запах. Я судорожно вздохнула, открывая рот, глотая порцию воздуха, и резко села, только теперь заметив уже знакомого медика Тимона, который закупоривал длинную пробирку с туманно-белым содержимым.

— Что со мной?

Он убрал пробирку в портативный чемоданчик на телескопических ножках:

— Ерунда. Всего лишь обморок. Ты ела сегодня? Благодари, что один из стражников тебя поймал — разбила бы голову.

— Я больна?

Я надеялась, что он подтвердит. Больна, сошла с ума, умерла. Что угодно, лишь бы этот вердикт избавил меня от предстоящего кошмара. Но Тимон лишь равнодушно усмехнулся:

— Тело в норме. Возможно, эмоциональное потрясение. Это не смертельно.

Я инстинктивно пощупала затылок, будто сомневалась в правдивости его слов. Огляделась. Безликая серая комната с каменными стенами без единого окна. Узкая жесткая кровать. За невысокой перегородкой виднелась лейка душа и, видимо, скрывался туалет. Все это походило на одиночную камеру. Тюрьму.

Я вновь посмотрела на медика:

— Где я?

Тимон со щелчком захлопнул чемоданчик и поднялся:

— Я не справочная служба.

Он пошел к двери, у которой стояла долговязая многосмеска. Что-то тихо говорил. Та лишь кивала стриженой головой. Длинный острый нос ходил ходуном. Наконец, медик вышел, долговязая последовала за ним.

Я осталась одна.

В ловушке. Без Гаар. Без возможности разыскать управляющего.

Я поднялась с кровати, сунула ноги в туфли и подошла к двери. Провела пальцем по полочке ключа, по подсвеченной белой полосе, но дверь не дрогнула. Я попробовала сдвинуть ее руками, упершись ладонями, но она ожидаемо не поддалась. Заперто снаружи.

Я вернулась на кровать, обхватила колени руками. Слез больше не было. Охватило какое-то ледяное оцепенение.

Не знаю, сколько времени прошло. Дверь щелкнула, заставив меня вздрогнуть всем телом, и с шипением поехала в сторону, впуская долговязую многосмеску и молоденькую рабыню-лигурку с подносом. Та поставила поднос на кровать и отошла к стене.

Долговязая шагнула вперед, сняла блестящие крышки с контейнеров:

— Ты должна поесть.

Я отвернулась:

— Я не голодна.

Она неожиданно тронула меня за плечо:

— Пойми, девочка: это не просьба. Это приказ.

Я демонстративно отодвинула поднос:

— Я не хочу.

Долговязая настойчиво придвинула:

— Прекрати немедленно. Это распоряжение врача. Ты должна поесть. Иначе не будет сил. Ты не выдержишь, — казалось, она меня жалела, и от этого становилось почти невыносимо.

Я подняла голову, чувствуя, как все тело корежило от отвратительного предчувствия:

— Не выдержу что?

Она смотрела сверху вниз холодными серыми глазами:

— Просто ешь. Или мне придется звать охрану. Накормят насильно.

Я опустила голову. Поставила поднос на колени, взялась было за ложку, но тут же положила:

— Могу я поесть в одиночестве?

Многосмеска покачала головой:

— Я должна убедиться, что ты поела.

Боятся, что выброшу содержимое тарелок в унитаз?

Я взяла стеклянный стакан с прозрачной жидкостью, поднесла к носу. Кажется, вода. Но я, все же, спросила:

— Что это?

Дылда выкатила глаза:

— Вода, как видишь.

Я с подозрением посмотрела на стакан. В голове билось только одно: седонин не имеет ни вкуса, ни запаха. Я вновь подняла взгляд:

— А если я не стану это пить?

Долговязая пожала плечами:

— Как хочешь. Но съешь все до крошки.

Я посмотрела в контейнер: овощное пюре, мясная подливка, аромат которой предательски щекотал ноздри. Несколько обжаренных розовых капангов. И булочка из белой муки. Сладкая, судя по виду. Я вдруг осознала всю свою глупость. Если они намеревались напичкать меня седонином — они это сделают, невзирая на всю мою осторожность.

Есть и впрямь хотелось. Я поддела ложкой немного пюре, положила в рот и замерла, будто собиралась глотать смертельный яд. Все же проглотила, не чувствуя вкуса. Следом съела все остальное, включая булку. Но воду пить не стала.

Лигурка забрала поднос, вышла, но тут же вернулась с корзиной купальных принадлежностей. Я больше не возражала. Безропотно позволила себя намыливать, вымыть волосы. Долго стояла в автоматической сушке за завесой жидкого стекла, слушая шум, с которым моторы нагнетали теплый воздух.

Когда я вышла из