Проданная - Лика Семенова Страница 21

Вот сейчас.

Раз. Два. Три.

Сейчас.

Но чуда не происходило.

Невий дернул цепь и заставил меня встать перед креслами. Посмотрел на толстяка:

— Как вам, ваше высочество?

Ваше высочество… Значит, этот урод и есть принц Эквин. Наследник и будущий Император. Я слышала про проклятие императорского дома, как и все, но не особо верила. Теперь верю.

Принц оторвался от верийки, которая едва не взвыла от досады, подался вперед, елозя по мне хмельным взглядом:

— Не говори, что чистокровная. Это незаконно, — но в голосе сквозил неподдельный восторг.

— Что ты! — Невий отмахнулся. — Полукровка. Купил по случаю на Саклине. Нравится?

Толстяк поднялся и неторопливо подошел ко мне. Отвратительная рука скользнула по бедру, накрыла пах. Меня почти трясло.

Принц Эквин сально улыбнулся:

— Неужели девственница, Мателлин?

Тот хмыкнул с долей превосходства:

— Сам как думаешь?

Толстяк смотрел на меня сверху вниз так, как смотрят на аппетитное блюдо:

— А ты умеешь угодить.

— На то и существуют друзья, ваше высочество.

— Ну? — Эквин облизал губы, в глазах блеснул азарт. — Кто первый? Жребий, как обычно?

Невий развел руками:

— Я признаю превосходство императорского дома.

— Уверен?

— Без малейшего сомнения. Услуга за услугу.

Принц скривился:

— Разве это услуга? Мне это ничего не стоит. Лишь несколько слов.

Невий повел бровями:

— Зато я умею быть благодарным, ваше высочество. К тому же, это всего лишь рабыня.

Толстяк довольно оскалился, обнажая мелкие хищные зубы. Пальцы с отвратительными когтями коснулись моей щеки, и меня передернуло. Я инстинктивно попятилась на шаг.

Принц Эквин посерьезнел, поднял рыжеватые брови:

— Это еще что такое? — Он повернулся к Невию: — Мателлин, она совсем дикая? Или научил?

В капризном удивленном тоне сквозил восторг. Еще немного, и он завизжит от удовольствия.

Невий закуривал очередную вонючую сигарету, выпустил струю дыма:

— Просто нужна сильная рука.

Принц на мгновение забыл обо мне. Развернулся к ублюдку и даже отошел на пару шагов:

— Мне нравится. Угодил.

Я в ужасе огляделась. Раб-вериец, наконец, остановился. Сидел на полу, прислонившись широченной спиной к подиуму, и казался совершенно обессиленным. Но те двое, которые стояли у дверей, сменили его и истязали несчастную полукровку, которая теперь лежала недвижимо, прикрыв глаза. Совсем как мертвая.

Если я ничего не сделаю…

С полной неожиданностью даже для самой себя я сорвалась с места и кинулась в опустевшую приемную.

Глава 11

Цепь колотила по спине, как плеть, нещадно била по позвоночнику.

Я ничего не видела и не слышала. Лишь удары сердца. Лишь оглушающее шумное дыхание. Лишь звук шагов. Лишь металлическое бряцание.

Я достигла дверей приемной, скользнула в пустую гулкую галерею и побежала, не разбирая дороги. Лишь бы прочь. Старалась скорее свернуть, спрятаться хоть за что-то. О чем я думала в этот момент? Ни о чем. В голове было пусто. Лишь одуряюще бил в виски адреналин, который, казалось, я даже чувствовала во рту. Я не ощущала собственного тела, не осознавала пространства. Будто была выпушенной шальной пулей, которая разрезает воздух и просто мчится. Фатально и неумолимо. Траекторию полета уже не изменить. Уже ничего не изменить.

Я заметила техническую лестницу. Узкую, неприметную. Пролеты ломаной темнеющей змеей вели наверх. Я свернула и посеменила по ступеням, думая лишь о том, чтобы не упасть.

Выше. Выше. Выше. Хватаясь за стену.

Поворот.

Снова поворот.

Наконец, я осмелилась остановиться. Прижалась голой спиной к камню, распласталась, стараясь стать как можно незаметнее, раствориться, исчезнуть. Но за биением сердца не слышала ничего. Казалось, оно берет разгон и ударяет в ребра, стараясь разбить грудную клетку, отдает в гортань. Как тяжелый язык колокола. Удар. Еще удар.

Я зажала рот ладонью. Так сильно, как только могла. Старалась не дышать, лишь бы различить звуки погони. Но, кажется, забралась слишком высоко. Я, наконец, осмелилась отстраниться. Здесь было сумрачно. Лишь рассеянный свет откуда-то выше.

Я аккуратно ощупала ошейник, стараясь найти замок, но он казался совершенно гладким запаянным ободом. Не снять. Я перекинула цепь через плечо, аккуратно натянула, держа за конец. Чтобы не звенела. Не выдала. Сняла туфли и на цыпочках пошла вверх, каждое мгновение прислушиваясь. Теперь доносилась возня. Голоса, звуки торопливых шагов.

Меня, конечно же, ищут. Хоть и опомнились не сразу.

Лестница закончилась. Я оказалась под самой крышей галереи, в паутине каменных и металлических балок, поддерживающих стеклянные своды. Толстые и гладкие. Широкие, как пешеходные мосты. На каждой из них можно было спокойно улечься в полный рост и не быть замеченной снизу.

Я даже не раздумывала. Лестницу обязательно проверят — и тогда мне конец. Я вспомнила толстые пальцы с красными ногтями, и по телу пробежала дрожь омерзения. Я смело шагнула на ближайшую балку, стараясь не смотреть вниз, не слушать шум. Аккуратно и тихо.

Я добралась до центральной колонны, к которой густо сходились каменные нервюры, сжалась на круглом пятачке. Снизу меня не увидеть. Со стороны лестницы тоже. Я лежала и смотрела вниз с огромной высоты. Зеленые куртки дворцовой охраны, рабы в сером. Голоса, шаги, шум…

Я все еще не осознавала, что происходит. Что я только что совершила.

Я сбежала.

Я рабыня, которая сбежала от своего господина, ослушалась. Это серьезное преступление. Самое серьезное, какое может совершить невольник в отношении своего хозяина. Хуже только покушение на убийство. Но, думаю, в глазах господ и то, и другое равнозначно.

Непрощаемо.

Только теперь я заметила, что просто сотрясалась от холода. Замерзла так, что не чувствовала конечностей. Под крышей работала вентиляция, и я ощущала, как кожи касается холодный воздух. Морозные потоки. Через несколько часов я замерзну так, что не смогу пошевелиться.

Я сама себя