Пропавшая невеста - Маргарита Дюжева Страница 21

Кайрон вывел ее на середину зала и отпустил, тут же преградив дорогу, потому что она попятилась. Девушка едва дышала. Брейр слышал, как под капюшоном она отчаянно хватает ртом воздух, но не может нормально вздохнуть. Ее страх был настолько осязаем, что казалось, к нему можно прикоснуться.

– Что ж, Ника, поздравляю, – на его губах заиграла холодная улыбка, а янтарь глаз начал затягиваться тьмой, – сразила ты моего кузнеца своей неземной красотой. Пришел свататься.

Она судорожно охнула и бросила беспомощный взгляд на Луку. Дурак! Какой же он дурак! Он же все испортил…

Права была Нарва, когда говорила, что мужчины не умеют воспринимать отказ и что добром это не закончится.

– Что же ты молчишь? Скажи, что рада, что будешь самой лучшей женой на свете.

Лука чувствовал, что что-то не так, но не мог понять, что именно:

– Кхассер, – настороженно произнес, подступая ближе, – так вы одобрите мой выбор?

Проучить бы дурака – дать добро на этот брак, пусть всю жизнь с чудищем невменяемым живет. Но жалко. Да и не виноват он, что на пути попалась такая хитрая змея.

– Снимай плащ! – приказал он.

Вместо того чтобы послушаться, Доминика судорожно вцепилась в полы. От досады Брейр щелкнул зубами и решительно направился к ней, намереваясь покончить с этим фарсом, но она увернулась и с неожиданной прытью бросилась к дверям, разозлив еще сильнее. Он догнал ее за долю секунды, схватил за локоть, вынуждая остановиться:

– Все, допрыгалась.

Как же она его ненавидела в этот момент! Кусая губы от отчаяния, Ника пыталась вырваться, но крепкие пальцы настолько сильно сжимали ее руку, что от боли на глаза наворачивались слезы. А он, казалось, даже не замечал ее отчаянного сопротивления.

Грубое, бесчувственное животное! Зверь, не знающий, что такое поддержка и сострадание.

– Самая красивая, говоришь? – ухмыльнулся Брейр, оборачиваясь к кузнецу. – Сейчас посмотрим. – С этими словами он сдернул плащ с худеньких девичьих плеч: – Любуйся на…

Остаток фразы встал поперек горла. Потому что вместо непонятных всклокоченных волос по спине струился шелковый водопад. Вместо зеленой шелушащейся кожи – мягкий бархат. А глаза… Синие, словно Северное море, полны такой яростной ненависти, что он невольно отпрянул.

– Ты кто?

Брейр понимал, что его вопрос прозвучал глупо, но не мог не спросить. И поверить тоже не мог. Проще думать, что это чья-то дурацкая шутка, чем принять столь разительное преображение.

Ника жестко выдернула свой локоть из его захвата, но ничего не сказала. Ее переполняли эмоции. Глупый кузнец! Что же ты натворил?! Ты же все разрушил! Все!

– Я спросил: кто ты? – прорычал кхассер.

Она молча подняла руку и задрала рукав, демонстрируя ненавистные серые нити. Брейр схватил ее за запястье, притягивая ближе к себе. Ошибки быть не могло. Это те самые нити – он чувствовал, как они резонирует с его собственными оковами. Их пульсация была единым целым.

– Откуда ты их взяла?

Он все еще не мог осознать, что эта девушка и тот зеленый монстр, которого он притащил из Наранда – один и тот же человек.

– Брейр… – Кайрону, стоявшему позади них, открылось нечто больше, чем мог увидеть хозяин Вейсмора: – Мне, кажется, мы только что нашли вторую высшую, которая пропала на смотринах.

Слишком поздно Ника поняла, что растянутый ворот старого платья сполз с плеча и оголил ее метку.

Брейр все так же бесцеремонно развернул ее к себе боком и стянул ткань еще ниже.

На бледной, почти фарфоровой коже чернела птица с широко расправленными крыльями. Словно завороженный он провел по ней пальцем, повторяя изящные контуры. Как живая. Каждое перышко прорисовано с такой точностью, что кажется еще миг – и взлетит.

– Какая у тебя магия?

– Я целитель, – сквозь зубы, отказываясь на него смотреть, процедила Ника и отстранилась.

Прикосновения кхассера казались сотканными от огня. Проклиная этот день, кузнеца и весь Андракис, Ника натянула платье обратно.

Тем временем наивный Лука не понимал, что происходит. Он переводил растерянный взгляд с взвинченного кхассера на Доминику, которая все больше походила на неприступную снежную королеву.

– Так что с женитьбой? Вы дадите нам добро?

У Брейра нервно дернулась щека. Он уже и забыл и о кузнеце и его просьбе.

– Нет, – в голосе звенели стальные ноты, – никаких женитьб.

– Но…

– Я все сказал. Нет.

– Почему? – обескураженно спросил Лука.

Отправляясь к кхассеру за благословением, он был уверен, что тот не станет препятствовать их семейному счастью. А Лука ведь и в доме прибрался, и у соседа индюшку заказал, и матери сказал, что придет с невестой.

– Кайрон, уведи его, – приказал Брейр, не отводя взгляда от Доминики, – и скажи всем, чтобы никто не смел беспокоить.

Спустя минуту в зале не осталось никого, кроме Брейра и Доминики. Девушка, не скрывая горечи, смотрела на своего хозяина. Какие же у него глаза жуткие! Как у дикого зверя. Хищные, пробирающие насквозь. Хотя, чего отрицать, он красивый. И если бы их отношения изначально складывались иначе, она бы, наверное, была даже счастлива оказаться здесь.

– Как ты это объяснишь? – он повел рукой сверху вниз вдоль ее тела. – К чему был весь этот маскарад?

– По-твоему, я сама, по собственному желанию, была зеленой уродиной?

– Я не знаю сама или нет. Это ты мне скажи.

Нике совершенно не хотелось с ним разговаривать и что-то объяснять, но она понимала, что теперь он не отстанет.

– Происки второй высшей. Она лучше всех владеет мороком и видела во мне угрозу на отборе.

– Так сказала бы.

– Я пыталась, – она горько усмехнулась, – даже несмотря на то, что могла лишь мычать, все равно пыталась. Помнится, к тебе сама приходила. Ты еще тогда сказал, что я никто и ты забрал меня из жалости.

Кхассер практически не помнил тех своих слов. Тогда он был зол и расстроен и не особо церемонился в высказываниях. А вот Ника помнила все. Каждое слово, пренебрежительную интонацию и брезгливое выражение лица.

– Я же не знал, кто ты…

– Знаешь, а я даже рада, что так получилось. Что увидела тебя настоящего.

– Да откуда тебе знать, какой я настоящий? – возмутился Брейр.

– Поверхностный, падкий на внешний вид! – припечатала она. Он с досадой скрипнул зубами. Эта высшая слишком много себе позволяла. – Так что уж лучше в землянке в лохмотьях и со старой травницей. Она хоть