Отражения (СИ) - Соловьева Екатерина Страница 22

Гермионе часто казалось, будто этот кулон — и есть она сама. Он хранил целый сонм тайн, и она таила в себе секреты. Ото всех. От Трампа, от Рона и Гарри. От себя.

Гарри… Он был первым, кто услышал, какая неудача постигла её с Сириусом Блэком в другом мире. Он был первым, кто рассказал, что случилось, когда она переместилась отсюда.

— Тебя доставил в Аврорат Малфой-старший. Как раз моя смена тогда выдалась, а я не выспался как назло. Ну Малфой и заявил, что оглушил тебя у себя дома и приволок сюда разбираться… Тогда-то мы ещё не знали, что это ты. Я думал, что ты не в себе, пока не прибежал Энтони и всё не рассказал про медальон. А Рон уж потом пару книг из дома притащил. Тогда-то мы и сравнили фунт с галлоном.

— Как она выглядела? — Гермиона заинтересованно потеребила край рукава. — Какой она была?

— Другой, — Гарри пожал плечами. — Вы похожи, как две капли воды, но она… вот ты помнишь Панси?

— Паркинсон?

— Да. Она такая же вертлявая. И глаза постоянно закатывает. Я бы и без ребят понял, что это не ты, просто в этом надо было убедиться не только мне. Она так возмущалась, что именно Малфой её притащил, кричала, что она тоже Малфой, а он семью предаёт.

— А он? — Гермиона закусила губу от любопытства.

— А что он? Как всегда завёл песню «Малфои не якшаются с грязнокровками»… И тут она к нему подскочила и что-то такое сказала… Тихо так, никто, кроме него и не расслышал… — Гарри едва сдерживал смех, рассказывая об этом. — Ты бы видела его лицо! Оно стало белее, чем его волосы! Я впервые в жизни видел напуганного Малфоя! Как ты думаешь, что такого твоё отражение могло ему сказать?

— Понятия не имею! — за смехом едва удалось скрыть подступивший было страх.

Как раз дело в том и было, что отражение могло брякнуть Малфою какую-нибудь скабрезность, что оно, видимо, и сделало. Что она сказала ему? Какого цвета его спальный халат? Как она соблазнила его, ползая на коленях, а Драко всё это видел? Вот только чтобы узнать это, придётся спросить у него самого…

Выйдя из телефонной будки, Гермиона поежилась и втянула шею в воротник: в середине октября сильно похолодало. Ветер зло рванул полы клетчатого пальто и затеребил длинный синий шарф. Пока она сидела в Аврорате, норд-ост успел выдуть всю сонную лондонскую морось.

«Прогулка отменяется», — хмуро подумала Гермиона.

Ведьма хотела пройтись по Косой Аллее или трансгрессировать в Хогвартс, где недавно через мистера Эссекса получила разрешение брать на сутки некоторые книги, но передумала. Импервус при магглах не наколдуешь, а гулять в такую погоду — удовольствие ниже среднего…

* * *

На Эджвар-роуд было тихо, только стрелки часов, что подарил на день рождения Джордж, мерно отстукивали умирающие секунды.

Рон пропадал в Аврорате. Она так и не могла заново привыкнуть к нему. Даже несмотря на то, что он оставался терпелив и заботлив, из головы не выходил другой Рон, тот, которому она дала пощёчину, тот, что назвал её шлюхой. И Гермиона понимала, что с этим справиться она не в силах…

Дома Гермиона не знала, чем себя занять. Квартира давно сияла, вся начищенная до блеска заколдованными щётками и тряпками. Нехитрый ужин из спагетти сообразить — пара минут. Все книги, что она натащила домой, давно зачитаны до дыр, а некоторые вызубрены на память.

На Хайгейте она уже бывала, у отца гостила, но сейчас у него клиенты, а у бабушки сегодня партия в бридж с подружками. Можно, конечно, ещё во «Вредилки Уизли» нагрянуть или на Гриммо к Гарри и Джинни. Но сейчас Гермионе хотелось только в одно место: в Малфой-мэнор. И не только затем, чтобы изучить досконально «Деяния Великих» в библиотеке, увы, не только за этим…

Когда становилось нечем себя занять, в голову постоянно лезли совершенно ненужные мысли. О Люциусе Малфое, например. Его серебристые глаза и волосы… белые пальцы в тёмных перстнях… Запах сандала… Его голос… Его слова… «Хочу, чтобы ты запомнила меня. Меня и ощущение, когда я в тебе…».

Гермиона закрыла глаза и поняла, что снова взмокла от непрошеных мыслей. Она стянула блузку через голову.

«Мне нужно в душ».

В старенькой ванне, полной тёплой воды с пеной, жизнь казалась не такой уж и отвратительной. Пахло шоколадом с нотками ванили, как тогда на их первом совместном с Люциусом завтраке.

Только здесь Гермиона и могла теперь обнажиться и душой и телом: татуировка «М» была сделана на совесть и едва начала сходить. Казалось, она горела на коже словно клеймо, постоянно напоминая о том, чьё имя шепчут по ночам непослушные губы. Ну и разумеется, никакого секса с Роном. Вот уже полтора месяца… Вот только из-за татуировки ли? Или потому, что на месте Рона придётся воображать другого?

Гермиона прикрыла глаза, глядя, как лопаются разноцветные пузырьки пены у колена. Видения становились ярче. Чётче. Объёмнее…

Пальцы Люциуса едва касаются её между лопаток. Ведут ниже, в ложбинке. Ещё ниже.

Они касаются талии, и большой слегка надавливает на ребро, словно заявляя о настойчивом желании хозяина прижать её к себе.

Потом спускается к тазовой косточке…

Люциус целует её лодыжку — нежно, трепетно, будто пробует утренний кофе на вкус краешком губ…

Длинные белые волосы невесомо щекотят кожу… Ласкают…

Люциус выводит языком букву своей фамилии между её ног — медленно, старательно… будто стараясь унять дикое пламя, которое жгло только сильнее…

«У тебя здесь родинка…»

Гермиона резко выдохнула. Открыла глаза. Зажмурилась. И с обречённым вздохом запустила руку между ног.

* * *

Рон вернулся с работы поздно, когда она уже заканчивала готовить незатейливый соус к спагетти. Впрочем, он, кажется, остался доволен ужином.

Гермиона убирала посуду в мойку и напевала себе под нос старый мотивчик, поэтому не расслышала вопроса Рона.

— Да?

Она развернулась с тарелкой в руках.

— Что это?

Рон держал в руках ситечко для заваривания чая. Не такое, как у Люциуса, но…

— Ситечко, — глупо и рассеянно улыбнулась Гермиона. — Купила на Косой Аллее у Августа.

— Зачем? Это так старомодно.

Он уже открыл мусорное ведро, чтобы выбросить его, но девушка перехватила его руку.

— Оставь. С ним чай заваривается вкуснее.

Рон разжал пальцы, и ситечко упало в ладонь Гермионы.

— С тех пор, как ты вернулась оттуда, я тебя не узнаю. Ты другая.

Гермиона молча смотрела, как луч света ползёт по столешнице. Этого разговора стоило ожидать. В который раз. Опять. И снова.

— Что с тобой там случилось, Гермиона? Я вправе знать.

«О, да. Я всего лишь изменила тебе, друг мой, с Люциусом Малфоем. Да так, что не могу выбросить его из головы…»

— Я ведь рассказывала тебе. Пока время вернуться не вышло, мне пришлось разыгрывать жену Драко Малфоя. Скучные приёмы, странные скачки на пегасах…

— И секс?

Гермиона вздохнула.

— Я не спала с ним. Я ведь уже говорила. У них с женой какое-то соглашение, он спит, с кем хочет, она тоже…

— И с кем же спала ты?

Гермиона разозлилась.

— Я сто раз говорила тебе, что была в другом мире не по своей воле. И я хотела найти там свою маму. Я думала, хоть там она жива…

— Её не вернуть, Герм, — Рон покачал головой, — как ты не поймёшь? Тебе надо отпустить её.

— Как тебе — Фреда? — зло бросила она.

Это было жестоко. Удар ниже пояса, но Гермиона сейчас не могла иначе. Фреда Рон любил и до сих пор не верил в его смерть. Гермиона поняла, что не желает никого отпускать, а игра Рона настолько двуличная, что просто противно.

Он побледнел и сглотнул.

— По крайней мере, я не стирал ему память!

— А стоило бы! — запальчиво крикнула Гермиона. — Может, он сейчас был бы жив!

— Тебе ведь это не помогло, верно?!

Гермиона почувствовала, как вокруг горла будто сжались чьи-то ледяные пальцы.

Он был прав. Он, чёрт бы его побрал, был прав, но… так жесток. А вот Люциус бы понял…