Сердце дракона (СИ) - Каминская Лана Страница 24

Швидоу зашёл в каморку с тем же пресным видом, что и раньше. Покосился в сторону Далена, кучу перепачканных в крови тряпок, розового цвета воду в миске, уже остывшую, и нож, лежавший неподалёку, вздохнул и сиплым голосом произнёс:

— А я так надеялся... Прикажете забирать? 

— Забирайте, — согласился Гверн. — Если продолжит здесь лежать, то заражение крови будет обеспечено. И согласитесь, такая смерть будет нелепой. Спину проткнули — не помер, а крыса чихнула — откинулся. 

— Так он жив? — приободрился Швидоу, в душе сильно о том жалея. 

— Жив, но уход за ним потребуется самый тщательный. Чистые простыни, чистые полотенца, горячая похлёбка, когда в себя придёт. И лекарь тоже нужен обязательно. Уж потрудитесь и найдите хотя бы пьяного. 

— Пьяный имеется, — пробасил сунувший в дверной проём голову Брасс, за что тут же получил тычок в спину от Хейма. 

— Мы лекаря головой в корыто с ледяной водой окунём, он вмиг протрезвеет, — добавил Швидоу. 

— Это правильно, — ответил Гверн, поднял с пола плащ, отряхнул его и направился на улицу. Швидоу семенил следом. 

— Так парня нашли в лесу? — переспросил Гверн, слушая рассказ капитана о раненом. 

— Да, милорд. Солдаты действовали быстро, поймали того, что в роще разбоем промышлял, и тоже сюда притащили. Да вон он сидит. Развалился скотина на бревне. 

— Вам известно, кто это? 

— Да кто ж этих лесных разбойников поименно-то знает? Ставлю своё месячное жалование, у них и имён нет. Одни клички. 

— Я не про толстяка, — проронил Гверн, а сам направился к пузану, который, завидев приближающуюся к нему процессию, вскочил с бревна и принялся вытирать вспотевшие ладони о латаные со всех сторон штаны. — Я про раненого. 

— Да пёс его знает, — пробормотал Швидоу, но внутренний голос почему-то приказал насторожиться и навострить уши. — А вы знаете? 

— Знаю. — Гверн кивнул. — Имени уже не помню, но он — моряк из Ланимора. 

При упоминании той самой деревни, куда несколькими неделями ранее отпустил Рики, у Швидоу защемило сердце. 

— Этот, говоришь, нож воткнул? — Гверн замер напротив неуклюжего простачка. 

— Он самый. Ух, мерзавец! Я лично попрошу милорда назначить ему самое суровое наказание, — пригрозил Швидоу, а затем вкрадчиво поинтересовался: — А имени точно не помните? 

Гверн внимательно смотрел на толстяка, а тот в ответ сильно потел и шмыгал носом, сильно похожим на картофелину.

— Нет, — утвердительно сказал Нольвен, — нож в спину он воткнуть не мог. Для того удара сила недюжинная нужна, а у этого один жир в руках. А вот грабежи...

Гверн схватил толстяка за руку, завернул край рукава его куртки и... разочарованно одёрнул обратно. 

— Ожидали увидеть воровское клеймо? — хихикнул пузан. — Куда мне до мастеров?! Но каюсь, по карманам лазил. Но всё, что смог в жизни стащить, были сухарь да пара медных грошей. А вот чтобы убивать... Это никогда! 

— И всё равно будет тебе виселица. — Нахмурил брови Швидоу и снова повернулся к Нольвену. — Так никак имя не вспомнили, милорд? 

— Какое имя? — напрягся Гверн.

— Того раненого. Вы говорили, он из Ланимора. 

— Не вспомнил. Знаю только, что сестру его Рики зовут. Имя этой девчонки сейчас в замке на слуху у каждого. 

— В замке? — От волнения у Швидоу пересохло во рту. 

— У лорда Стернса. 

— Вы уверены, милорд? Рики в Торренхолле? — Сердце громко забилось. 

— Провалами в памяти не страдаю. И, как приеду, расскажу ей о том, что случилось. 

Швидоу схватил Нольвена за рукав. 

— Не надо, милорд. Не говорите ничего девочке. Лучше я сам. Зачем ей волноваться? Наслушается ваших страшилок, вообразит себе невесть чего, сюда сорвётся, увидит кровь и раны, ещё поплохеет бедняжке. А я лучших лекарей парню приведу, выходим его, на ноги поставим да потом и сестре предъявим. Договорились? 

Гверн смотрел на капитана. Смотрел таким же проницательным, читающим человека, словно открытую книгу, взглядом, которым минутой ранее изучал пузана. 

— А взамен что? — еле слышно прошелестел Гверн губами, и ни Брасс, ни Хейм, ни Эларан не ухватили ни единого слова. 

— Просите, что хотите, — таким же шёпотом ответил Дуон. 

— Толстяка, — отрезал Гверн. — Этот жирдяй с оттопыренными ушами переходит ко мне, и я сам решу: в темницу его или на виселицу и за какие проступки. 

— Да забирайте, ваша светлость. Было б двое их — двоих бы отдал! Только девушке не говорите ничего. Поберегите её, бедняжку. И так сирота, а тут с братом такое горе приключилось. 

— По рукам, — остановил тирады Дуона Гверн и попросил у Эларана свои перчатки. — Собирайся, приятель. Следуешь за мной, — кинул Нольвен толстяку. 

— Куда? — боязливо пискнул тот. 

— Не трусь, не обижу. Как звать-то тебя? 

— Плут, ваша светлость. 

— Как? А настоящее имя есть?

— Было, конечно, но уже не помню. 

— Ладно, Плут так Плут. За мной. Буду ехать медленно. А попробуешь сбежать по дороге, нагоню и огрею плёткой. 

— Да ни в жизнь, — ответил Плут и проследил взглядом, как роскошный перстень на руке Гверна скрылся под толстой полоской коричневой кожи, стоило Нольвену натянуть перчатки. 

Глава 7. Хранящая тайны

За окнами было темно. Ужин остыл, а вино, которое нечаянно расплескали по столу, так и не было вытерто. Засохшей кляксой оно въелось в дерево — на следующий день с первого раза и не смоешь. Служкам придётся долго скрести деревянную поверхность, чтобы навсегда согнать вишневый цвет со светлого ореха. Но слуги об этом ещё не знали, мирно толкались на кухне, собирались на покой, а в самой столовой, где ни Ферран, ни его супруга так и не прикоснулись к поданным блюдам, царила напряжённая атмосфера и вот-вот готовилась разверзнуться гроза. Для финального грохота не хватало только старшего сына командира Стендена — Эларана.   

— Знаю, — развела руками жена Феррана. — Я всё знаю, что произошло. Так что не ворчи и не начинай старую песню. — И монотонно, как дети отвечают перед наставником заученный урок, произнесла: — Ты велел мальчику прекратить ходить на главную площадь, а сегодня его опять там видели; ты велел тренироваться на мечах и упражняться в стрельбе из лука, а он опять стрелы в колчан не убрал — те пролежали в луже и разбухли так, что на некоторых наконечники покосились; ты велел не опаздывать к ужину, а уж свеча догорает, а Эларана всё нет и нет.  

— И я ещё добавлю, — рыкнул не на шутку разгневанный супруг. — Догадайся, в компании кого его видели на площади?  

— Боюсь даже предположить...

— Его самого. 

— И что? Мальчик с Нольвена пылинки готов сдувать. Эларан мне сам говорил, что восхищён тем, как Гверн владеет луком. Да и ты требуешь заниматься чуть ли ни по десять часов в сутки. Вот всё и сошлось. Странно упрекать сына в том, что он хочет достичь успеха в деле, которое ты сам ему навязал, — осторожно заметила женщина, а после робко добавила: — И странно упрекать его в том, что он нашёл себе достойный образец для подражания. 

— Гверн — стрелок посредственный, — скривился Ферран. — С двухсот  шагов мне по бочке мажет. 

— Гверн просто уважает тебя. Твой возраст и твой опыт. Будь на твоём месте кто другой, уверена, Гверн размазал бы его, как червяка по камню. 

— С каких пор ты его защищаешь? — вспылил Стенден и ревниво посмотрел на жену. 

Не привыкшая никогда перечить мужу женщина смутилась и отвела взгляд. Поправила собранные на затылке волосы, сейчас уже богатые на седину, потёрла щёки, словно ей было холодно и хотелось немного согреться, а после взяла в руки ложку и принялась ковырять ей в остывшем овощном рагу. 

Ферран скользнул по жене недовольным взглядом. Их совместная жизнь началась давно: впервые столкнувшись друг с другом на одной из узких улочек Торренхолла, они более не разлучались. Будущая госпожа Стенден, бывшая тогда ещё молоденькой и миловидной, вышла из дома кинуть мясные шкурки бездомным котам. Девушка проделывала такое каждую неделю и уже привыкла, что стоило ей отворить скрипучую дверь, как на неё тут же сваливался упитанный черныш и громко мяукал. В ту ночь черныша на улице почему-то не оказалось, зато девчушку чуть не сбил с ног высокий молодой человек, которого вело из стороны в сторону, словно пьяного, чьё лицо было в ссадинах и царапинах, волосы испачканы в крови, а руки — почему-то в сырой глине. Охнув, девушка помогла молодому мужчине сесть на землю и опереться на бочку, полную колодезной воды, принесла влажное полотенце протереть лицо, кусок серого хлеба и кружку травяного отвара. Мужчина вцепился в хлеб с такой силой, будто и не едал такого вкусного никогда. Съев всё и всё выпив, бросил быстрый взгляд на дрожавшую перед ним девчушку, вытер рукавом опухшие губы, коснулся руками лица девушки и потянулся к ней. Их поцелуй был коротким и рваным, с привкусом крови. А после мужчина ушёл. Ушёл для того, чтобы вернуться через месяц. Вернуться в красивой одежде, с мечом на поясе и сделать ничего не понимающей простушке предложение.