Сердце дракона (СИ) - Каминская Лана Страница 25

Свадебная церемония состоялась на первое же новолуние. Была дана клятва верности, и руки молодых были соединены белой лентой старого мудреца Трагга, обвенчавшего (по большей мере тайно) на своём веку немало влюблённых пар и ныне тихо сходившего с ума на болотах в хижине-развалюхе. Со временем клятвы подзабылись, интерес друг к другу поугас, и остались только дети да редкие совместные ужины, которые могли напомнить о былых чувствах, но почему-то не напоминали. Все беседы велись исключительно на тему обормотов в армии, которых приходилось перевоспитывать или гнать в шею, или о Гверне Нольвене, и бедная женщина уже еле держалась, чтобы не плеснуть мужу вином в лицо и не швырнуть в его сторону полную еды тарелку. 

Вот и в этот вечер знавшие и студёную воду, и занозы, и невыносимую жару руки вдруг отложили ложку в сторону, пальцы коснулись края глиняной миски и провели по ним, словно проверяли, качественно ли изготовлена посуда и не появилась ли где какая трещинка. 

Внизу хлопнули дверью. Женщина сразу напряглась: скорее всего, пришёл Эларан, а, значит, перепалка между отцом и старшим сыном не за горами. Твёрдо решив не покидать комнату ни при каких обстоятельствах, супруга Феррана Стендена приосанилась и приготовилась к худшему. 

Эларан — взлохмаченный и с нездоровым румянцем на лице — подлетел к столу, чмокнул мать в щёку, кивнул отцу и, улыбаясь, плюхнулся на своё место. Придвинул к себе тарелку, облизнулся, схватил ложку и зачерпнул столько картошки с мелко резаной морковью, что щёки распухли, когда всё это отправилось в рот. Глаза мальчишки лихорадочно блестели, руки слегка дрожали, а с губ готовились сорваться слова... поток слов... но не раньше, чем будет прожевано и проглочено всё, за те губы запиханное. Когда же с не в меру перчёной картошкой было покончено, Эларан выпалил: 

— Я вам сейчас такое расскажу!..

— Это я тебе сейчас расскажу, — грубо осёк сына отец и треснул по столу кулаком. — Где ты шлялся полдня? 

— Уже насвистели... — мальчишка разочарованно вздохнул. 

— Я велел тебе заниматься стрельбой. Наставника приставил. Даже лук для тебя изготовили специально по моему заказу. 

— Отец, да я всё делал так, как ты велел, — оправдывался Эларан. — Но на стене произошло такое!

— Приехал Нольвен, взбаламутил всех, запудрил тебе мозги дешёвыми театральными байками и свалил, а ты так затрясся, что больше ни одной стрелы не смог по мишени выпустить? 

— Не кричи на мальчика, — вмешалась жена, но в ответ на свою просьбу получила такой взгляд, что тут же замолчала и отодвинулась в тень.  

— Да отец просто не знает, — вступился Эларан и, чтобы не перебили, затараторил: — На стену к Швидоу привезли раненого. Думали, мертвец. Я — в замок за старикашкой-пиявочником, а того в замке нет. Я — к тебе, — Эларан кивнул в сторону отца, — у тебя тоже пусто. Я уже обратно собрался бежать, как с Нольвеном вдруг столкнулся. Тот чудо и сделал, рану залечил. Если повезёт, тот парень очень скоро на ноги подымется. 

Закончив частить, мальчуган вытер рукой подбородок и губы, мокрые от плевков, вылетавших вместе со словами, и вперился взглядом в отца, ожидая, что тот разделит с сыном пережитое волнение и восхищение от увиденного. Но отец почему-то нахмурился ещё больше. Не получив ожидаемого, Эларан развернулся к матери, надеясь, что та уж точно оценит его восторг. 

— Мам, ну хоть ты скажи, что это настоящее чудо! Нольвен — просто волшебник! Ты бы это видела...

— Верю, — ласково улыбнулась женщина, а лицо Феррана просто почернело от злости. 

Отшвырнув от себя кусок лепешки, Стенден хлебнул вина, чтобы потушить первый всплеск негодования, и прошипел: 

— Больше он не будет оказывать на тебя дурного влияния. 

— Отец? — Эларан недоумевал. 

— Я сказал, больше ты это ничтожество в Торренхолле не увидишь. 

Пришла очередь сына кипятиться. 

— Ты кого назвал ничтожеством? 

— Того, кого ты записал себе в идолы, — огрызнулся Ферран. 

— Что ты с ним сделал? — внезапно вклинилась в жаркий спор жена и напрягалась, как будто чувствовала неладное или просто где-то в глубине души подозревала, что занимавший высокий пост муж на такое неладное способен. 

— Высвистал с тёпленького местечка, — довольно промычал Ферран. — А ты что подумала? 

Было видно, как женщина радостно выдохнула, но, переварив услышанное, тут же возмутилась: 

— Ты же сам помог ему занять это место... Сам привёл его к Стернсу, сам поручился за него. Сам говорил, парнишка хоть и с улицы, а талантлив и умён. Сам выхлопотал ему жалование выше, чем положено. 

— Он моего доверия не оправдал и с этим назначением не справился. Слишком легкомыслен, слишком недальновиден. На него ни в чём нельзя положиться и всякий раз за ним приходится всё перепроверять. Он несерьёзен, вечно ходит с этой мерзкой улыбочкой на лице, словно паяца в дурацкой пьеске играет, а не наследнику престола служит. Он должен быть тенью лорда Гайларда, а он всюду лезет, во всё суёт свой нос и норовит сверкать ярче звёзд. 

— Тебя послушать, так ты будто ревнуешь, — хмыкнул Эларан, за что тут же получил в лоб ложкой. Ферран запустил её в сына со своего места и попал чётко по центру. На утро будет большая лиловая шишка. 

— Пошёл отсюда, — прошипел отец. — И чтобы до турнира я тебя здесь не видел. 

— До какого турнира? — проронил мальчишка, потирая ушибленный лоб. 

— А ты будто не знаешь? Сам же подал заявку в обход моего запрета. 

Эларан потупил взгляд. Отец говорил о турнире лучников, который готовились провести по случаю высокой свадьбы, и до которого оставались считанные дни. О турнире Эларану опять же сказал Гверн, посоветовал участвовать, чтобы и опыта набраться, и свои собственные силы трезво оценить. Отец, напротив, говорил, что на турнире место лишь цирковым мартышкам, а потому сыну наказал держаться от него подальше. Но Эларан был упрям. 

— Подал, — признался он и снова потёр уже начавшую расти шишку. 

— Вот и готовься к нему и днём, и ночью. — Ответ отца был неожиданным. — И чтобы с закрытыми глазами мог по мишени попасть! Проиграешь, опозоришь меня — вышвырну из дома. 

Эларан не знал, что и думать: с одной стороны, новости о командире Нольвене были ещё не прочувствованы до конца и не переварены; с другой же, отец разрешил сбыться заветной мечте, правда, требования выдвинул как всегда самые жёсткие. 

— Ты ещё здесь? — внезапно спросил Ферран и недовольно посмотрел на сына. 

— Я... — С шишкой в половину лба, с робкой улыбкой на лице, паренёк сидел на своём месте, страшась сделать лишнее движение. 

— Доешь в своей комнате. — Стенден кивком указал на тарелку, и Эларан мигом подхватил её на руки, и вскочил из-за стола. — Иди проспись, а завтра начнёшь подготовку. И так каждый день, с рассвета до заката, а то и ночью при факелах. Времени осталось мало. 

— Да, отец. 

Из комнаты мальчишку слово ветром сдуло, да таким сильным, что язычки пламени на свечах всколыхнулись, и две даже чуть не потухли. Напряжение, которое немного спало, стоило суровому военачальнику одобрить увлечение сына, снова вернулось на прежнее место и снова повисло свинцовой тучей над четой Стенденов. Висеть той туче было отведено времени совсем немного, но в этот раз гроза разразилась со стороны жены командира, до сей поры обо всём молчавшей и никогда ни во что не вмешивавшейся. 

— Я много раз уверяла себя, что Алайна — это просто юношеское увлечение, ничего серьёзного, ничего из тех чувств, которые могли бы согреть холодной ночью, — выдохнула женщина и, как и сын ранее, тоже  вышла из-за стола. — Но всякий раз, когда речь заходила о ней или Гверне, я смотрела на твоё лицо и понимала, как же сильно я ошибалась. Вот и сейчас так же. 

— Замолчи, глупая, — поморщился Ферран. 

— Не такая уж глупая, — пожала плечами женщина и закуталась в тёплую шаль. — Не настолько, как ты привык думать. А ты хоть раз бы кому сказал правду. Мне, сыну, Гверну...

— Что ты хочешь от меня услышать?