Пленница бунтаря - Регина Грез Страница 26

Скоро Мирон поднялся с коробкой, на боку которой красовалась слегка ободранная картинка с известным электроприбором. Я восхищенно пискнула:

– Вот это я понимаю – прогресс!

Баба Дора умильно добавила:

– Лешенька на восьмидесятый юбилей подарил. «Владей, мать и помни дорогого сыночка!» Где же сейчас мой Лешенька… Где внучатки?

Мы с Мироном переглянулись, потом он подсел к бабе Доре и принялся убеждать, что родственники ее прекрасно обосновались на новом месте, переселенцам была обещана солидная выплата от правительства.

Дождавшись паузы в разговоре, я принялась громко восхищаться находкой и сетовать на свою прежнюю нерасторопность в поисках.

Распаковывать мясорубку доверили мне, Мирон, правда, находился рядом, контролировал процесс и делал ценные замечания.

– Плохо помыто после прежнего использования. Кислятиной пахнет.

– Хочешь сказать, на ней черти хрен мололи? – подхватила я. – Видишь, белый корешок зацепился. Гурманы, однако.

Посмеялись вместе, как старые друзья. Часть мяса я затолкала в морозильный ящик, а пару килограммов мы перекрутили на котлеты, которые я не собираюсь даже нюхать. Разве что Тимоха оценит, у него всегда хороший аппетит.

В сумерках, когда баба Дора улеглась отдыхать, Мирон расправил на заборе свою сумку-планшет и включил гибкий экран монитора, диагональ примерно двадцать пять дюймов.

– Какой жанр предпочитаешь? Комедия или боевик?

Я хотела сказать, что обожаю приключения с напряженной любовной линией, то есть, когда не с первого взгляда возникают чувства, а как раз после долгих совместных прогулок на природе или по городу, но вместо этого сухо спросила:

– А мы прямо в огороде будем смотреть?

– И не мы одни.

Я покосилась на подрагивающие от нетерпения огуречные листья, да и пара подсолнечников повернули корзинки в сторону забора, хотя им положено было провожать закат, а он совсем в другой стороне. Пожалуй, деликатные растения должны оценить историческую мелодраму с хорошим концом.

– Мирон, а что у тебя в списке из классики?

Классикой мелодрамы в представлении Мирона оказался политический детектив, где главный злодей был тайным агентом инопланетной цивилизации. Он собирался уничтожить на Земле растительный покров путем заброса еще более прожорливого аналога колорадского жука.

Мировому злу противостояла скромная влюбленная пара даже без навыков бойцов спецназа. Он – отставной майор, пострадавший за правду (обвинил начальника в коррупции, но доказательства заранее уничтожили), героиня верно ждала его семь лет, выращивая детей и картошку. На досуге проводила генетические эксперименты, в результате которых картошка научилась истреблять космических вредителей удушающими приемами из арсенала любителей греко-римской борьбы.

Когда агрессора жестоко наказали и в кадре пошла конкретная любовь, Мирон задремал, склонившись к моим коленям, потому что сидел на надувной подушке, брошенной прямо на землю, а мне было предложено кресло, на которое он опирался во время сеанса.

Эх, удобное старое кресло с вязаной накидкой! Расслабиться в нем было трудновато. Хотя волосы Мирона щекотали мои ноги во время особенно драматических эпизодов фильма, я боялась пошевелиться и рассеянно следила за сюжетом. Иногда мне хотелось вскочить и облиться холодной водой из колодца, может, тогда перестанут щеки гореть.

Честно сказать, во мне росло недовольство собой. Как можно быть такой легкомысленной и слабовольной? Сначала увлеклась «испанским туристом» из будущего, теперь меня волнует сибирский оборотень-партизан. Вообще, с какой стати он дрыхнет на моих коленях… Хочется срочно поменять позу, и ради этого я исподволь начинаю светскую беседу.

– Мирон, а почему твои друзья не приходят в Лобь? Это из-за меня? Боишься, что потом Демиду расскажу, сколько вас и на что способны?

Он запрокинул голову ко мне и потемневшему небу, сделал вид, что еще не проснулся.

– М-м-м… что? А-а… нет, народ боится, что купол может в любой момент авиацию пропустить, в первую очередь по заставам ударят.

– А баба Дора? Ты ее поставил в известность?

– Конечно, предупреждал и даже уговаривал уехать, уперлась, говорит, все равно домишко не брошу. И разной фактуры домочадцев. Но если хочешь знать мое мнение, угроза слишком преувеличена. Здесь нас не тронут.

Я начала потихоньку выбираться из кресла, осталось только через подлокотники перелезть и свободна. Мирон заморгал, уставившись на меня снизу вверх.

– Ты куда?

– Кино кончилось, огурчики повяли, я сейчас полью.

Оправдание выглядело вполне подходящим. Со стороны грядки как раз послышался тонкий протяжный писк, Мирон ударил себя ладонью по лбу.

– Начал верещать хлорофилл! Опять им кого-то жалко.

Я припомнила перипетии сюжета и скорчила унылую гримаску.

– Так пара кустов картошки того… смертью храбрых. Наверно, наши сочувствуют.

– Надо было юмор какой-то найти, но потом ведь до полуночи не успокоить. Впечатлительные мальцы.

– Я сейчас все улажу, не беспокойтесь, Мирон Петрович.

Он тут же поднялся и, ухватив меня за пояс, перенес из кресла на тропинку возле гряды. Задержал теплые ладони на талии и внимательно заглянул в глаза, будто ожидая от меня сигнала продолжить тесный контакт.

Улыбка моя получилась жалкой. Месяца не прошло, как мне нравилось обниматься с Демидом. Неужели такая всеядная… А может, у меня пресловутый синдром пленницы, млеющей перед похитителем? Я впечатлительней безмозглых огурцов – живу на одних инстинктах? Обидно.

– Даш… ты чего? Устала?

Мне хотелось вцепиться в его мятую застиранную футболку, уткнуться носом в крепкую, надежную грудь и выучить японский за три секунды, чтобы надпись прочесть. Я уверена, Мирон бы не стал приставать, а просто погладил бы по голове и что-то хорошее сказал.

– Даш…

– Мне надо огурцами заняться. Это моя работа. Чтоб не даром твой хлеб жевать. И экран, наверно, пора выключить. Электричество тоже не с неба падает.

– В нашем случае как раз с неба, – с расстановкой произнес Мирон.

– Я знаю насчет загадочных свойств фобия, но ведь его еще надо довести до ума на электростанции. Кстати, ближайшая в Темени осталась?

– Нет, в семи километрах еще одна.

Мирон прищурился, отпустил меня и пошел к своему планшету, а я облегченно выдохнула. Пусть лучше подозревает в шпионаже, чем пытается поцеловать. Но кто же ему запретит… Фух!

Перелив воду из ведра в лейку, я решила разрядить обстановку невинным вопросом:

– А где Тимофей?

– Я за него. Пользуйся.

Грубовато ответил – это дурной знак, может, опять запугивания свои начнет. Я вспомнила отчаянно-дерзкую и волевую героиню фильма, вдохновилась образом и продолжала лезть на рожон.

– Раз Тима занят, значит, прогулки мои отменяются, придется в ограде сидеть целыми днями.

Мирон потянулся, хрустнув суставами, смачно зевнул и, кажется, подобрел немножко.

– Завтра сам свожу тебя на лужок собирать цветочки.

Хотела ему в ответ что-то оригинальное бросить, а тут как раз с высоты послышалось знакомое ржание. Точно, как часы, пронесся в небесах гривастый табун. От