Классная дама (СИ) - Даниэль Брэйн Страница 27

— То, что я увидела в танцевальном классе, низко и непростительно. Низко и непростительно поведение госпожи Миловидовой. При ее попустительстве… больше того, она вас подстрекала насмехаться над теми, с кем вы делите и долго еще будете делить общие спальни. Жизнь саму госпожу Миловидову научила немногому, и поверьте, пройдет много времени, прежде чем вы повторите за мудрецом: «Я знаю, что ничего не знаю», но минет намного меньше лет, прежде чем кто-то из тех, над кем вы смеялись, вас удивит. И для вас будет лучше, если вам не припомнят дни в академии.

Я говорила не то, что хотела и что должна была им сказать. Что нужно быть терпеливыми к людям, все мы разные, нельзя ни к кому подходить с единой меркой, но… даже век беспилотников и бионических протезов оставался дремучим там, где касался конкретного человека. Освистать, изгнать, слиться в согласную стаю — это все никуда не делось и не денется никогда. Разве что когда-нибудь вправду начнут вживлять электронные чипы, которые приглушат древние стадные агрессивные инстинкты.

Фантастика. Толерантности детей этого времени не научить, потому что не я одна у них примером перед глазами, вот и Софья живое и ясное доказательство — личность делает социум, человек не впитывает бездумно высоконравственные проповеди, а смотрит по сторонам, изучая приемы для выживания. Применит он их или нет, вопрос характера, но чтобы усилия мои совсем не пропали, пусть девочки хотя бы боятся кого-нибудь оскорблять.

Я подняла голову, всматриваясь в расстроенные детские лица, и мне показалось, что в окне академии маячит знакомый силуэт. Какого черта старухе надо? Следит за мной? Похоже на то.

— Не выбирайте себе кумиров. Свои ошибки и заблуждения вам простят, чужие — никогда. Учитесь делать собственные выводы, не глядя на других, и может быть, вы обретете хорошего друга и покровителя среди тех, кто делит с вами сейчас дортуар. И помните, что завтра могут высмеять вас, если вы не прекратите так поступать сегодня с другими.

Я очень, очень скверный воспитатель, а педагог еще паршивей, но если от моей бездарной речи будет толк, уже неплохо.

— А теперь давайте играть?

Осторожнее, заботливо напомнила Софья. Книга и письма, не растеряй. Я наклонилась, зачерпнула снег и слепила снежок. Неплотный, такой, чтобы он разлетелся, не причинив боли и вреда. Погода мне благоволила хотя бы в этом.

— Ну, что же вы? Делайте снежки, не стесняйтесь.

С места робко двинулись Алмазова и Епифанова, потом еще несколько девочек, в том числе Ларина и аристократка Трубецкая. Или она была просто богатой, ну не видела я в ней ничего графского, или почему перед ней так заискивала Миловидова. И почему Миловидова мне так легко подчинилась, что-то задумала? Я прославлюсь умением наживать себе врагов…

Начинать нужно с малого. Немного доверия, а оно родится, когда мои действия принесут девочкам радость. Самые смелые малышки слепили снежки и замерли, сжав их в кулачке, и я, улыбнувшись, легко бросила свой снежок в Алмазову. Он задел ее юбку и шмякнулся в снег, Алмазова смотрела на меня вопросительно.

— А теперь ты кидай в меня, — предложила я. — Не бойся. Постарайся попасть. Я буду уворачиваться.

Алмазова сосредоточенно сдвинула бровки, прицелилась — и не попала, потому что я отпрыгнула в сторону, зато сбоку мне в ягодицу прилетел другой снежок. Я обернулась и увидела Трубецкую, вытиравшую мокрую руку о юбку.

— Я знаю эту игру, мадемуазель, — странным голосом объявила она, — когда была жива маменька, она играла со мной и мон фрэр. Это было весело.

Она развернулась и кинулась бежать, я ахнула, подхватила юбки и бросилась за ней следом.

Черт, черт, черт! Ну разве я знала?..

Ребенок в моем времени бегал быстрее, чем взрослая женщина, но здесь все было наоборот. Отлично тренированная Софья и девочка, чьим физическим здоровьем никто не занимался. Я нагнала Трубецкую прямо у двери в академию, схватила за плечо, и она, мгновенно поникнув, развернулась ко мне и зарыдала.

— Прости, милая. Прости, — бормотала я, гладя ее по голове. Это вообще допустимо? Нет, ответила Софья, но ты все делаешь правильно. — Прости, я не хотела тебя так ранить.

Мои извинения ушли в пустоту. Я казнила себя последними словами. Я должна была в первую очередь разузнать, что с семьями моих девочек. Только что я говорила о том, что непростительно, упрекала детей, что они дразнят друг друга, и прямо по незатянувшейся ране ударила беззащитное осиротевшее дитя. Да, я не хотела, но это не умаляет подлости и вины. Мне хотелось провалиться под землю — но боли Трубецкой это бы не ослабило, разве только мою.

Хладнокровно и легкомысленно я предложила варварское, бездушное развлечение. Безобидное лишь на первый взгляд. И стояла, застыв, рука моя продолжала механически шевелиться, а ноги мысленно пинали меня саму.

Бессердечная дура. Еще лезешь учить других.

Малышка перестала рыдать, тихо плакала, и я не заставляла ее прекратить. Небо брызнуло на нас липким снегом и тут же спохватилось, опомнилось. Я переступала с ноги на ногу, слушая за беззвучными слезами, как у беседки веселятся девочки. Значит, играют, им понравилось. Я подняла голову — в окне по-прежнему торчала старуха и подписывала мне приговор.

Я бы даже не возражала.

— Я скучаю по ней, — мне в грудь всхлипнула Трубецкая. — По ней и по мон фрэр. Они умерли в одну зиму, а я…

Она отстранилась, очень по-взрослому выпрямилась и как младенец вытерла кулачком слезы с лица.

— Вы не виноваты, мадемуазель, — сказала она с невозможным для ребенка достоинством. — Просто мне… — Она не договорила, улыбнулась и изящно протянула мне руку. — Пойдем играть?

Ей необходимо было выплакаться. Вероятно, все это время после похорон матери и брата ей не разрешали ни мучиться, ни страдать. Не в пустоту, не из-за пустяка, а из тоски по близким, дорогим людям, которые больше никогда не вернутся. Может быть, даже отец не одобрял слез дочери, а Калинина не дозволяла плакать ночами в подушку. Не может быть, а наверняка.

— Вы хорошая. — Трубецкая остановилась и не смотрела на меня, но губы подрагивали в улыбке. — Отец Павел отправил бы меня ночь стоять на покаянии, но я все равно скажу. Я рада, что мадам умерла. Розен была права, когда говорила, что мадам скоро умрет. Мы зря не верили.

Вот это поворот. Я тоже застыла как памятник, но чему удивляться? Эта девочка взрослее прочих.

— Розен? — Софья удивилась не