Холли внутри шторма (СИ) - Алатова Тата Страница 27

И о том, что Бренда очень боялась того, что ее воспитанница, крошка Жасмин, однажды превратится в упырицу.

Знал Фрэнк и о том, что Джеймс никак не мог простить Одри — безо всякого на то основания он винил ее в своей безвременной кончине.

А Мэри Лу всякий раз делала большой глоток рома, когда добавляла его в десерты.

Местные обитатели очень быстро поняли, что их маленькие и большие секреты с Фрэнком в безопасности — он был тем еще молчуном, — и перестали его избегать.

— Интересно, — раздался за его спиной голос Тэссы, она всегда перемещалась очень тихо, — а что бы ты сам рассказал, если бы посмотрел себе в глаза?

Фрэнк удивился — Тэсса не была большим охотником разговоров по душам. Она была человеком действия, а не слов.

— Сказал бы, что у меня острая нехватка Тэссы Тарлтон, даже когда она рядом, — сказал Фрэнк честно.

Холли без устали повторял, что надо говорить о своих чувствах, а не быть дубиной.

Говорить о своих чувствах было странно, страшно и непривычно, но Фрэнк пытался.

Тэсса подошла ближе, подлезла к нему под руку, разглядывая новый фасад шкафчика.

— Красиво, — оценила она и обняла Фрэнка за талию. — Послушай, мы уже живем вместе. Я не знаю, как можно стать еще ближе.

— Может, начать закрывать двери? В этой деревне невозможно остаться вдвоем, особенно если по дому шныряют всякие художники…

— Сейчас мы вдвоем, — подсказала Тэсса и потянулась за поцелуем.

Фрэнк уже склонил голову, предвкушающе прикрыв глаза, когда хлопнула входная дверь и дробный перестук шпилек загрохотал по каменному полу.

— Ты не представляешь, — заорала Фанни, а Тэсса быстро, утешающе и обещающе поцеловала Фрэнка в губы, — что этот глупый доктор мне заявил!

— Что ты беременна, — предположила она, не спеша отстраняться. Так и стояла, прижимаясь к его груди, а Фрэнк обнимал ее тоже, и это было удивительно правильным. — Тошнота, перепады настроения…

— Если бы, — надула губы Фанни и упала на стул, обессиленно раскинув руки-ноги по сторонам. — Слушай, а если бы я родила ребенка, то от его крика у вас бы тоже барабанные перепонки взрывались, да?

— Может, да, а может, и нет, — отозвалась Тэсса. — Генетика — самая странная штука в мире. Но в любом случае до переходного возраста мы бы, скорее всего, дотянули.

— А способности Артура проявились во младенчестве, — заметила Фанни.

— Способности, — мягко произнесла Тэсса, — а не проклятия. Проклятия дают своим жертвам возможность чуть подрасти и научиться себя защищать. Иначе всех баньши перебили бы еще грудничками.

— Биология безжалостна, — пробормотала Фанни.

— Но очень предусмотрительна. Так что тебе диагностировал доктор Картер?

— Комплекс неполноценности, — с отвращением произнесла Фанни так, будто говорила о сифилисе. — В конце-то концов! Это уже даже не модно: в этом десятилетии в трендах дислексия, синдром Аспергера или диссоциативные расстройства. У современной женщины, которая четко осознает, что не является сексуальным объектом и все понимает про свои границы, просто не может быть комплекса неполноценности. Отвратительно! Я что, многого прошу? Всего лишь отклонение, которое соответствовало бы духу времени.

— И какое лечение прописал доктор Картер? — спросила Тэсса с интересом.

— Физические упражнения и здоровый сон, — поморщилась Фанни, — а также я должна исполнить главную роль в собственной пьесе. Кто-нибудь объясните этому глупому доктору разницу между режиссером и актером. Ради всего святого, я не собираюсь выходить на сцену!

— Я тоже, — неожиданно для всех, а больше всего для себя самого, объявил Фрэнк.

— Что ты тоже? — изумилась Тэсса.

— Я тоже хочу сыграть в этой пьесе, — сказал он угрюмо.

— Конец света, — простонала Фанни в ужасе. Фрэнк пугал ее до сих пор.

— Надо быть более открытым, — неохотно пробубнил он.

— Но нам придется играть влюбленных, — пролепетала она растерянно.

Тэсса, хмыкнув, похлопала Фрэнка по груди.

— Интересное должно получиться представление, — прокомментировала она. — Со всех сторон терапевтическое.

— А с какими бесами ты борешься? — спросила Фанни у Фрэнка с внезапно проснувшимся сочувствием.

— Я просто стараюсь занять себя чем-нибудь, чтобы не ходить по пятам за Тэссой. Холли говорит, что это нездоровая маньячная привязанность, которая появилась из-за слишком долгого одиночества.

«Не все столь же самодостаточны, как я», — обычно добавлял этот придурок с самым напыщенным видом.

Фанни поднялась на ноги и протянула крупную, совсем не женственную руку. Она была такой рослой, что почти не уступала Фрэнку в росте. Некрасивые, резкие черты ее лица преломила сияющая улыбка.

— Ну, — проговорила она с уверенностью, которую вовсе не испытывала, — давай заставим Нью-Ньюлин рыдать от восторга, детка.

И Фрэнк, помявшись, пожал ее руку.

Ему не хотелось, чтобы кто-то рыдал, но если надо, так надо. Он мало смыслил в этих театральных тонкостях.

— Если нас не закидают тухлыми помидорами, это будет настоящее чудо. А в чудеса я не слишком-то верю…

И в это время кухню осветило так ярко и так золотисто, что они не сразу поняли, отчего это случилось.

— Солнце, — завороженно прошептала Фанни, — это же солнце! А вы говорите — не бывает чудес.

— Это не чудо, — засмеялась Тэсса, — это Холли.

— Да какая разница, — отмахнулась Фанни и помчалась на улицу.

— Нет, нет и нет. Этот секрет я унесу с собой в могилу, Тэсса, и не вздумай натравить на меня своего дубину. Это неспортивно!

— Фрэнк, не слушай его. Ты просто обязан выяснить, что же именно Холли рассказал Одри, чтобы мы могли исправить плохую погоду в любое время.

— Тэсса, я не могу смотреть людям в глаза против их воли. Это противоречит моим принципам.

— Да господи.

Ужинали в кои-то веки втроем. Наконец-то все посторонние покинули этот дом.

Учитывая, что в последние ночи на их диване ночевала Вероника, они очень старались не думать о завтрашних похоронах.

Не думать, не говорить.

Отгоняли тени бессмысленной болтовней.

— Знаешь, что меня больше всего удивляет в твоей затее с театром? — рассуждал Холли, запивая клубнику шампанским.

— Что я буду прыгать по сцене, как нелепый козлик? — осторожно уточнял Фрэнк, явно ожидая подвоха. В его тарелке был пастуший пирог — после целого дня тяжелого физического труда требовалось больше калорий.

— То, что тебе придется играть самовлюбленного красавчика нарцисса! Самовлюбленного! Красавчика! Эта роль просто создана для меня, но ты, Фрэнки, будешь выглядеть крайне неубедительно.

— Красавчик нарцисс? — оробел Фрэнк, понятия не имевший, на что именно подписался.

— Когда ты успел прочитать пьесу? — удивилась Тэсса, ужинавшая и пирогом, и клубникой одновременно.

— Мне не нужно ее читать, — с важным видом заявил Холли, — чтобы представить себе, что именно Фанни там понаписала. Тоже мне, бином Ньютона! Какой типаж антагониста выберет женщина, которая считает себя некрасивой? Пффф!

— Он просто выпендривается, — успокоила Тэсса Фрэнка. — Вполне возможно, что главный герой пьесы Фанни — молчаливый мрачный тип. Тогда тебе придется просто красиво стоять на сцене.

— С чего бы Фанни писать про такую ерунду? — удивился Холли.

С улицы раздались какие-то крики, и все трое синхронно вздохнули.

Вот и поужинали спокойно.

Нью-Ньюлин снова бил в барабаны, призывая своего мэра и шерифа.

— Тэсса! Тэсса! — кричала добрая рыжая близняшка Лагуна. — Мэлоди пропала! Совсем-совсем исчезла, ее нет нигде.

— Спокойно, — рассудительно отозвалась Тэсса, приходя в движение. — Такого места, как «нигде», не бывает. Оно обязательно где-то да найдется.

Фрэнк и Холли посмотрели на опустевшее место за столом.

Фьють — и нет Тэссы Тарлтон. Глазом не успеешь моргнуть.

— Шампанского? — предложил Холли насмешливо, потому что лицо Фрэнка тут же стало еще более угрюмым, чем обычно.