Как управлять поместьем: пособие для попаданки (СИ) - Ольга Иконникова Страница 29

На том и расходимся. Перед сном я обдумываю возможность производства чая из кипрея, но голосую пока против — делать его для собственного использования можно и нужно, а вот производить в больших объемах рискованно — слишком много конкурентов. Нет, нам нужно что-то такое, до чего другие пока не додумались. Кажется, ватные палочки и ватные диски запатентовали только в двадцатом веке. Так почему бы этим не воспользоваться?

И я понимаю, что мне пора познакомиться с дамским обществом нашего уезда.

29. Встреча в лесу

После завтрака я люблю ездить верхом. И конюх уже знает — если небо не затянуто тучами, то к девяти утра барыня затребует Виконта ко крыльцу. Конюх Антип — мужик толковый, у него на конюшне идеальный порядок и к каждой лошади — особый подход.

Я спросила как-то, как его по батюшке величают (он не молод уже, мне неловко было просто по имени к нему обращаться), а он только головой покачал:

— Ни к чему это, барыня. Антипкой и кличьте. Меня в Даниловке все как Антипа Сивого знают.

Нетрудно было догадаться, откуда взялось такое прозвище — немало седых волос было у него на голове, и со стороны они казались и не то, чтобы седыми даже, скорее — серебристо-серыми.

В это утро мне о многом нужно было подумать, и потому я не понукала Виконта, давая ему возможность самому выбрать шаг. На следующей неделе в Грязовце — главном городе нашего уезда — будет проходить Петровская ярмарка. А по случаю ее открытия градоначальник устраивает что-то вроде званого вечера (в полученном мною приглашении это мероприятие называлось балом, но я сильно сомневалась, что в городке, где насчитывалось меньше трех десятков каменных строений, можно провести настоящий бал).

Это был мой первый выход в свет. Я уже была знакома с семьями помещиков, проживавших по соседству, но редко наносила визиты и никого не зазывала к себе. Столь замкнутый образ жизни вполне объяснялся местным обществом моей тоской по покойному графу, да и вряд ли бы кто-то решился меня в этом упрекнуть.

На самом же деле я старалась заводить как можно меньше знакомств по совсем иной причине — я продолжала надеяться, что рано или поздно мы с настоящей Анной вернемся на свои места, и хотела оставить ей право обзаводиться друзьями по своему вкусу.

Но предстоящая поездка в Грязовец должна была стать не просто развлечением — я хотела продемонстрировать уездным дамам все преимущества ватных палочек, первую партию которых мы уже произвели. Конечно, эти палочки были мало похожи на те, к которым я привыкла, но для середины девятнадцатого века это было, несомненно, новшество. Сами палочки были чуть длиннее и изготавливались, конечно, не из пластика, о котором тут еще не слыхали, а из дерева. Сухареву удалось купить мешок уцененного хлопка самого низкого сорта — но нам как раз такой был и нужен.

На обработку хлопка мы привлекли пятерых девушек из деревни. Они очищали хлопок от шелухи, кипятили со щелоком, а потом отбеливали с помощью хлорной извести и промывали водой. Потом хлопок расчесывался, мялся и вручную плотно наматывался на палочки. Для крепления ваты к палочкам мы использовали казеиновый клей.

Да, при таком способе производства ватные палочки получались отнюдь не белоснежными и не такими аккуратными, как хотелось бы, но они были достаточно удобны, что накануне отметила даже тетушка.

Одно из полей в поместье было засеяно льном, и я хотела попробовать сделать еще и этот сорт ваты. Опробовать же кипрей можно только во второй половине лета — когда на соцветиях иван-чая появится пух.

Я вырываюсь из своих мыслей, только когда из растущих у тропинки кустов раздается звериный рык. Медведь в малиннике!

Но Виконт должен был почуять его издалека! Или лошадям тоже свойственно погружаться в мечтания?

Конь встает на дыбы, и я едва не вываливаюсь из седла. Ах, ну кто придумал эти дамские седла, к которым я до сих пор не могу привыкнуть?

А потом начинается скачка — Виконт несется вперед, обезумев от страха, и как я ни натягиваю узду, у меня не получается его остановить. Медведь не гонится за нами, но как объяснить это ошалевшей лошади? И хотя я хорошая наездница, после нескольких минут бешеного галопа я впадаю в панику. Я пригибаюсь к шее лошади, но ветви деревьев и кустов, сквозь которые мы несемся, всё равно пребольно хлопают меня по голове и плечам.

Рано или поздно Виконт устанет и остановится или упадет без сил. Вот только впереди — овраг! Я закрываю глаза.

Заканчивается наша бешеная гонка так же внезапно, как и началась. Виконт снова взвивается на дыбы, а потом, снова встав на землю всеми четырьмя ногами, замирает, тяжело дыша.

Я открываю глаза — перед лошадью, вскинув руки вверх, стоит Вадим Кузнецов. Он что-то говорит, обращаясь не ко мне, а к Виконту, но я еще не настолько пришла в себя, чтобы разобрать слова.

Рука мужчины уже гладит серую морду лошади, а вот взгляд направлен на меня.

— Сильно испугались, Анна Николаевна?

Моих сил хватает только на то, чтобы кивнуть в ответ. Я понимаю, что нужно что-то сказать, поблагодарить, но язык не слушается.

— С чего он понёс-то? Вроде, лошадь умная, вышколенная. Зверя какого испугался?

И снова лишь кивок с моей стороны. Боюсь, если я попытаюсь произнести хоть слово, то разрыдаюсь прямо тут. Напряжение спало, но страх всё еще сидел где-то внутри меня.

— Не нужно бы вам ездить в одиночку. И зверей диких тут хватает, да и люди недобрые попасться могут.

Он говорит про людей, и я снова начинаю дрожать, вспоминая про беглых каторжников, которых так и не нашли. А вслед за мыслями о каторжниках в голове словно наяву встает уже почти забытая картина — снег, волчий вой и занесенные для удара вилы. И держала их та самая рука, что сейчас сжимает узду моей лошади.

Должно быть, всё это отражается в моих глазах, потому что мужчина мрачнеет и отходит на шаг.

— Не бойтесь, барыня, не обижу. Долг, он, как вестимо, платежом красен. А я не люблю должником быть.

Он разворачивается и идет прочь. А мне становится стыдно за то, что не нашла в себе силы сказать хотя бы «спасибо».

Но сделав несколько шагов, Кузнецов останавливается и снова поворачивается ко мне:

— Можете не верить мне, Анна Николаевна, но вашего мужа