Как управлять поместьем: пособие для попаданки (СИ) - Ольга Иконникова Страница 30

Судя по тому, что я слышала о графе Данилове, человеком он был малосимпатичным, и печальная участь его меня не сильно трогала. И всё-таки я не могла не возразить:

— Но что же станет, если каждый сам свой суд творить будет?

Кузнецов чуть наклоняет голову, вроде бы, признавая справедливость моих слов, но говорит другое:

— Прошлой зимой сани с зерном в полынью провалились. Сбрую — то перерезали, лошадь освободили. А сани под воду ушли. А барин зерна пожалел — отправил мужиков в воду нырять, мешки вытаскивать. Вытащили — все до единого. А у соседа моего Агапа от ледяной воды руки — ноги свело, не смог выбраться. Когда мужики его на берег выволокли, он уж не живой был. Барин на поминки четверть водки прислал да каравай хлеба. Больше ничем не подсобил. А несколькими месяцами ранее его сиятельство самолично еще одного мужика розгами до смерти засек — за то, что тот силки на зайца в его лесу поставил. А осенью дворовая девка Арина, вашим супругом попорченная, позора не выдержала и утопилась.

Я закрываю уши ладонями. Даже слушать это невыносимо. Кузнецов усмехается и замолкает. А через мгновение его спина скрывается за сосновыми лапами.

Виконт уже успокоился, можно бы повернуть домой, но я сама долго еще не могу шевельнуться. А потом, с трудом перекинув ногу с верхней луки дамского седла, спрыгиваю на землю. Так, ведя лошадь под уздцы, я и возвращаюсь в поместье.

30. Первый приём

Приём в доме местного градоначальника производит на меня неожиданно приятное впечатление. Сам хозяин — Илья Васильевич Ганичев — оказывается немолодым седоусым мужчиной с весьма изысканными манерами. На протяжении всего вечера он ни на секунду не забывает о том, что обязан быть радушным хозяином, и я уверена, что ни один из его гостей не смог бы пожаловаться на отсутствие внимания с его стороны. Его супруга — Елизавета Никитична — тоже поначалу не отходит от меня ни на шаг. Наверно, при других обстоятельствах ее болтливость могла бы стать удручающей, но сейчас это идет мне на пользу — я никого здесь не знаю, и щедро раздаваемая хозяйкой информация оказывается очень полезной.

— После Москвы-то вам, Анна Николаевна, должно быть, показалось в провинции скучно? — сочувственно вздыхает она, но явно ждет от меня возражений.

И я ее не разочаровываю.

— Ну, что вы, любезная Елизавета Никитична, — я уже поняла, что добавлять всевозможные определения к имени-отчеству — хороший тон, — здесь чудесно! Свежий воздух, отсутствие всякой свойственной обеим столицам суеты. И такие милые люди!

Она довольно расцветает:

— Да-да, вы правы! Я прошлой зимой и месяца в Петербурге выдержать не смогла! Такой шум, такая чехарда, что голова болела беспрестанно. А люди у нас и в самом деле располагающие к себе и всегда готовые поддержать и словом, и делом. И ежели вам нужно будет что-нибудь, так вы не стесняйтесь обращаться. Я ведь понимаю — вам с поместьем управляться не сподручно. Да и Даниловка никогда особо доходным имением не была. Старый-то граф еще как-то исхитрялся какую-никакую прибыль получать, а супруг ваш покойный Сергей Аркадьевич, всё на самотек пустил, а хозяйство ведь надзору требует. Какой бы толковый управляющий ни был нанят, а его во всём контролировать нужно.

В этом она была права, и я охотно с ней соглашаюсь.

— А хороша ли тут бывает ярмарка?

— Год на год не приходится, — признает хозяйка. — В прошлом году даже холста не привозили. Дожди были сильные, дороги развезло, не каждый и ехать захотел. В городскую казну с лавок на площади даже шестидесяти рублей не поступило.

А вот это меня тревожит. Я надеялась привезти на ярмарку пробную партию нашего сыра.

Вновь прибывшие гости отвлекают нас от обсуждения торговых дел. Среди вошедшей в залу шумной толпы я замечаю и Пригодина. Мы с ним раскланиваемся издалека и довольно сухо. Он до сих пор сердится на меня из-за сорвавшейся сделки, но это даже хорошо, потому что его обида избавляет меня от его визитов.

— Неприятный человек, — замечает, понизив голос, Ганичева. — За сегодняшним ужином я велела его посадить подальше — иначе он ни мне, ни Илье Васильевичу и слова не даст сказать.

Она знакомит меня с несколькими дамами, среди которых выделяется Нина Андреевна Машевская — блондинка средних лет, одетая дорого и со вкусом. Насколько я понимаю, это законодательница здешних мод, и к ее мнению прислушиваются. Она приветливо улыбается мне и, кажется, признает себе ровней.

— Вы впервые у Ганичевых, не так ли? — спрашивает она, когда хозяйка удаляется распорядиться насчет напитков. — Боюсь, здешнее общество не покажется вам интересным. Здесь мало с кем можно приятно побеседовать — вы сами скоро это поймете. Все разговоры завсегдатаев местных светских салонов сводятся к обсуждению урожаев зерна и погодных условий. Уверяю вас — никто из тех мужчин, кто будут сегодня на ужине, не читали ничего, кроме «Земледельческой газеты». Дамы, конечно, балуются легкими книжками, но серьезным подобное чтение тоже не назовешь. Большинство из них не были не то, что в столице, а даже в Вологде. А посмотрите на их наряды — в Петербурге такое носили лет десять назад, — тут она оглядывает мое платье и одобрительно кивает. — Должно быть, вам не терпится вернуться в Москву?

Я не отвечаю ни «да», ни «нет». Возвращаться в Москву мне не к кому. А если я скажу, куда мне на самом деле хочется вернуться, боюсь, меня сочтут сумасшедшей.

— Не удивляйтесь, если вдруг тут появится кто-то из местных купцов, — меж тем, предупреждает меня Машевская. — К сожалению, Илья Васильевич полагает, что это уместно. Впрочем, я могу его понять — городскую казну нужно пополнять, а здешнее дворянство не может похвастаться солидными капиталами.

Ничего сказать я не успеваю, потому что возвращается Елизавета Никитична, ведя за собой молодую девушку в платье с многочисленными оборками.

— Вот, Анна Николаевна, позвольте представить вам мою племянницу Ирину.

Девушка кланяется и мило краснеет. Машевская скользит насмешливым взглядом по слишком яркому наряду барышни, но от комментариев воздерживается.

Подходят к нам и другие дамы — хозяйка знакомит меня со всеми, но в моей голове уже не могут удержаться многочисленные имена и отчества, и я просто доброжелательно улыбаюсь и киваю.

— Не обессудьте, дорогая графиня, у нас тут