Полёт совиного пёрышка - Арина Предгорная Страница 3

- Не хотелось бы, - возразила я.

Голову сдавило раскалённым обручем и тут же отпустило; Лиз виновато наморщила нос.

- Прости, чушь несу! Совсем не подумала, так обрадовалась, что твои работы ценят всё больше! Я же знаю, как сильно ты хочешь уехать отсюда, ласточка.

- Привлекать внимание императорского двора – последнее, чего я хочу, - пробурчала я и поспешно обняла ладонями чашку с горячим чаем. – Для императора и его окружения я сгинула почти шесть лет назад, и пусть всё так и остаётся. Другое имя, другой цвет волос ещё не гарантия, что… Словом, не надо привлекать внимания, Лиз. Я, безусловно, мечтаю покинуть это место, но оставшееся время хотела бы провести в покое и безопасности.

Ализарда выбралась из-за стола и обняла, прижала голову к себе.

Эту тему мы тоже с ней старались не трогать. Слишком больно до сих пор.

Когда я пришла к себе спать, маленькая сова уже сидела на жёрдочке возле моей кровати, и резво перелетела поближе, стоило мне достать свёрток с едой. Я скормила пернатой подруге спаржу, поглаживая по пёстрой голове, за что получила клювом по пальцам. Не сильно, но предупреждающе. Так птица выражала ревность к гостям и моё длительное отсутствие в спальне.

- Угу, - вслух отозвалась я. – Сама-то летаешь свободно где вздумается, чирикаешь там со всеми подряд, а мне…

Сова повернула голову и уставилась немигающими жёлтыми глазищами с большим зрачком.

- Хорошо, не чирикаешь, - примирительно поправилась я. – Но свободы у тебя больше! Я даже в Бейгорлаун спуститься не могу, не говоря уже о более дальних расстояниях.

Словно напоминая, птица издала ряд пронзительных резких звуков, мало напоминавших звонкое щебетание. Хотя нет, в ушах у меня зазвенело. Кажется, меня от всей широкой птичьей души обругали. В ответ на тираду я положила на ладонь оранжевый кружочек кураги. Птица склонила голову, внимательно оглядела лакомство, с некоторым презрением посмотрела на меня и переместилась на колени; маленькие лапки щекотно царапнули ноги сквозь ткань юбки. Я улыбнулась и погладила серо-бурые пёрышки, щедро окроплённые светлыми пятнышками. В этот раз мою ласку приняли благосклонно, как и угощение.

***

Тётя прогостила в Бейгор-Хейле всего ничего, уже на третий день засобиралась обратно. За проданную картину она передала целых пятнадцать верингов, почти в полтора раза больше обычного. Замечательно. Заглядывала в мастерскую, восхищалась новой начатой работой (по мне - просто цветущий луг и краешек тёмных гор в правом верхнем углу, ничего особенного), посетовала, что из готовых у меня есть всего три совсем маленькие работы: за них много не выручишь. Впрочем, те знатные дэйны из Гельдерта давали надежду и на будущих щедрых ценителей своеобразного моего искусства.

Мы говорили, говорили, вспоминали, деликатно обходя самое больное, немного помыли косточки моему мужу, как же без этого, и постоянно хохотали. Благородная дэйна Ализарда Данвел – женщина-праздник, способная разогнать самые тяжёлые тучи.

Когда она уезжала, туч не наблюдалось, небо над башнями замка нависало низко, но всё ещё сохраняло яркую летнюю лазурь. Я вышла проводить, но к внешним воротам не пошла, остановилась у внутренних.

- Приезжай почаще, Лиз, - в который раз попросила я, зная ответ наперёд.

Тётя его не стала озвучивать, просто виновато и грустно улыбнулась.

- Козёл твой Верген, - только и сказала она.

- Лучше здесь, чем в какой-нибудь закрытой лечебнице,- в который раз напомнила я. – Даже если там стены без трещин и крыша не дырявая. В последнем, впрочем, не уверена.

- Ох, Дэри… Береги себя, ласточка. И не забывай принимать лекарства, ладно? Мы обязательно что-нибудь придумаем!

Я криво улыбнулась и пошла в дом.

***

Глава 2.1

Отраву, именуемую лекарством, я действительно принимала регулярно, хотя потом страдала от приступов тошноты и противного головокружения. К счастью, длились они недолго. Было время, я намеренно пропускала приём зелий: они не продлевали жизнь, а только облегчали состояние, так стоило ли давиться ради оставшихся нескольких лет, глотая густую горечь? Только без этой отравы становилось ещё хуже. Не сразу, не в тот же день. Накрывало так, что имей я силы самостоятельно доползти до галереи, выходящей на обрыв – доползла бы. Без лекарств я чувствовала себя попавшей в кипящее болото. Горела, плавилась и задыхалась, голова взрывалась тысячей пузырьков, по венам бежал жидкий огонь, и кружилась, падала сухим осенним листом, и падение было бесконечным. Не было сил звать кого-то на помощь: последний раз я пыталась прекратить всё это здесь, в стенах Бейгор-Хейла, год назад или около того, но в тот момент в замке находился муж, к досаде или к счастью. Вытащил. После, конечно, отругал и грозился нанять помощника, который стал бы собственноручно вливать в меня те микстуры и зелья, а я смотрела в испуганные тёмные глаза и ощущала прикосновения мягкой влажной ткани к своему лицу, шее, груди. Больше я предписания лекаря не игнорировала. Лучше уж помучиться тошнотой и головной болью, чем ждать, пока то болото засосёт и растворит в себе окончательно.

Очередное издевательство над слабым телом, не желавшим исцеления, я провела как раз в день отъезда Ализарды. Маленькая пёстрая сова следила за игрой бликов на пузырьках из гранёного стекла, пока я смешивала порошки и переливала ядовитого цвета зелье в мерный стаканчик, и отказывалась улетать охотиться, пока я валялась в постели с дивным зелёным цветом лица. Я гладила пёстрые пёрышки, и становилось чуточку легче.

Утром я снова была бодра и могла вернуться к любимому занятию.

Рисовала я неважно, но для будущих картин всё равно делала наброски, как умела. Потом садилась перебирать нитки, и эта подготовка нравилась не меньше самого процесса. Мейда, моя личная горничная (которую крайне редко можно было увидеть возле хозяйки), хлопала ресницами и то и дело повторяла, что в глаза не видала такой техники, а уж она в рукоделии понимала. Верген пожимал плечами, но материалы заказывать не