Идеальная жертва - Марина Орлова Страница 30

Притормозив, поворачиваюсь к мальчишкам. В ответ они тоже останавливаются, смотрят на меня. Оба выглядят сильно румяными – из-за освещения или от жары? Вокруг уже начались деревья, но и луговая трава не сдаёт позиции, из-за неё ног не видно. Вроде бы я видел на детях обувь, такую же серую, как одежда. Ведь я бы заметил, если бы они были босиком?

В ответ на мой изучающий взгляд старший вдруг говорит напористо:

– Ты говорил, что ничего не знаешь!

– Что?..

– А сам знаешь про тёмное время.

Ишь, сообразительный какой на мою голову. И я молодец – поддержал светскую беседу, называется!

Стараясь выглядеть уверенным взрослым, который говорит детям очевидные вещи, поясняю:

– Прочитал в книге. Мой брат и другие наши люди жили здесь. Они написали книгу о том, как вы живёте. Но там были не все ваши слова. Поэтому я многого не знаю.

Пацан вдруг пятится назад, да и в целом выглядит встревоженным, так что я тороплюсь добавить:

– Они не хотели причинить вам вред. Я и не хочу. Просто смотрели, как вы живёте.

Однако мальчишка агрессивно повышает голос:

– Ты врёшь! Старейшина говорит, что книга старая.

– О. Нет. Я говорю о другой книге. – Проклятье! Очевидно, у них тут существует лишь одна «книга», которую никто в глаза не видел. – Я покажу. Кстати, вам не жарко в куртке? Можешь снять её и положить на землю?

Мальчишка, настороженно глядя на меня, сдёргивает куртку с себя и брата и бросает в моём направлении.

Подтянув её вместе с несколькими пурпурными листьями, опускаю Ру головой на ткань.

Включаю электронный браслет, открываю единственный припасённый на крайний случай роман. Не люблю читать с мелкого экрана, глаза быстро устают.

– Смотри. Мы называем это словом «книга». Она другая, чем ваша.

Мальчишка с опаской, но всё же подходит. Приглядывается.

– Раньше мы все жили вместе. Твои люди и мои люди. Давно, когда была написана ваша книга. А потом у вас случилась болезнь. Из-за которой сгорели те дома, на кладбище. Теперь мы хотим узнать, почему была болезнь. Как вы сейчас живёте. Мы не причиним вам вреда.

– У демонов не было Бойни? – он смотрит недоверчиво.

– Нет… То есть…

Чёрт, очевидно, он понял меня на свой лад. С другой стороны, а нужно ли вообще ему что-то объяснять? Уж точно не стоит говорить, что я прилетел со звёзд, – он не поверит и окончательно закроется. Может, даже сбежит, а я не могу искать его по лесу.

– У нас была другая болезнь. Как Бойня. Теперь мы выглядим по-другому. Но мы такие же люди, как вы.

Пацан молчит, по его лицу ничего не понять.

– Кстати, как тебя зовут?

Покосившись на меня опасливо, он с вызовом произносит:

– Папа говорил, что нельзя называть своё имя.

Пафос его тона портит внезапно раздавшееся бурчание в животе. Голодное. Вдруг замечаю, что младший брат, поодаль, сел на землю и сонно клюёт носом. Ситуация портится: заниматься и Ру, и детьми, да ещё с наступлением тёмного времени – красное солнце заметно опустилось к горизонту – будет сложно.

Однако я держу бодрый тон:

– Правильно. Твой папа прав. А меня зовут Син. – В исполнении переводчика имя звучит странно, и на всякий случай, чтобы было понятнее, я повторяю: – Син.

Пацан смотрит испытующе, но по крайней мере не убегает. Нам бы поторопиться, однако чувствую, что на него сейчас давить не стоит, это вам не армия, где я имею право чего-то требовать.

Поэтому я поднимаюсь на ноги, повожу плечами, разминаясь, оглядываю окрестности. В глубине леса, между палыми листьями, виднеются тёмно-красные точки.

Вблизи это и вправду оказываются ягоды. Машу пацану, подзывая.

– Ты знаешь такие? Они съедобные?

Он кивает обрадованно. Но затем, смущённый какой-то мыслью, мнётся, поглядывая то на ягоды, то на меня. Что не так?

– Это не еда демонов. Ты можешь поесть.

– Ты их не трогал?

– Нет.

Решившись, мальчишка рвёт ягоды и жадно пихает в рот. Некоторые лопаются, и по пальцам течёт тёмно-красный сок. Как кровь. От этой мысли рот тут же наполняется слюной, так что, недолго думая, я стягиваю рюкзак и достаю перекус. Не особенно комфортно есть мясные консервы, когда рядом ребёнок жуёт подножный корм, но что поделаешь.

На всякий случай решаю прояснить ситуацию, вдруг понадобится.

– Это единственное правило? Нельзя, чтобы демон трогал еду?

Пацан продолжает есть молча. Наконец говорит:

– Не знаю. Много правил. Я плохо учусь. Учитель говорит, что я тупой.

Дайте мне сюда этого учителя, мне просто необходимо оторвать кому-нибудь челюсть.

– Всё с тобой нормально. Ты хороший парень, действуешь разумно, о брате заботишься. Не слушай всяких идиотов.

Впрочем, много ли чести в похвале от демона?

Ягоды заканчиваются, и я тоже закидываю в рот остатки консервов.

– Дальше остановимся у водоёма, можно будет попить.

Когда возвращаемся, в первый момент сердце ёкает – мелкого нет, – но тут же замечаю его в траве. Заснул и повалился на землю. Здрасьте, приехали.

В сумерках, разбавленных лучами низко висящего красного солнца, синяки и разводы крови на лице Эйруина кажутся совсем тёмными. Осторожно вытаскиваю куртку из-под его головы. В шее, у основания черепа, щёлкают позвонки. Не думать об этом! Он справится.

Перекладываю на куртку ребёнка и, примерив так и эдак, в итоге понимаю, как скрепить углы карабинами. Вешаю импровизированную сумку через плечо.

Левой рукой придерживаю куртку на груди, чтобы мелкий не выскользнул, правой подхватываю Ру, пристроив на плечо. Сзади рюкзак. Теперь осталось лишь разогнуться и встать на ноги. Мышцы бёдер болят так, что приходится закусить губу. Спина, конечно, тоже протестует, но терпимо, а вот ноги перенапряглись ещё когда я занимался раскопками, вися на шпагате.

Радует, что хоть старший пацан сам идёт. Если бы ещё и его на шею посадить, я был бы как новогодняя ёлка, увешанная со всех сторон, со звездой на верхушке.

Но пока что всё отлично. Главное, что преследования не слышно.

16.

К тому моменту как мы добрались до нужной точки, обозначенной на карте как россыпь водоёмов, уже и последнее, красное, солнце нижним краем коснулось горизонта. Тёмное время наступит меньше, чем через час.

Я поначалу даже не понял, где эти то ли мелкие озерца, то ли большие лужи, ведь по расчётам уже должны быть, неужели мы заблудились?