Ловушка для лжепринцессы - Ульяна Муратова Страница 30

— А почему женщин на всех не хватает?

— Их мало рождается. Раз в пять меньше, чем мужчин.

— И вы поэтому похищаете женщин из других миров? — наконец дошло до меня.

— По-разному. Где-то покупаем, где-то они сами соглашаются переехать, где-то заключаем мирные договоры, как с Гленнвайсом, и женщин нам… отдают.

— И тебе не кажется, что это дико? И жестоко? Просто брать и забирать женщин из их семей? — ужаснулась я.

— Ты о чём? Разве кто-то может отдать женщину, которую ценит? Если вас отдали, значит, в своём мире вы были не нужны. А здесь — очень нужны. В Вилерии о вас позаботятся, будут беречь, любить и уж точно никогда не отдадут. За свою женщину каждый сражается до последнего вздоха.

И так просто и буднично он это сказал, без доли пафоса или патетики, что я сразу поверила: да, сражаются. В свои слова Мейер действительно верил. И поспорить было сложно, ведь вилерианцам действительно отдали тех, кого в Гленнвайсе считали неликвидом.

— И все эти нападения ради тридцати девушек? — изумилась я.

— Нет, тридцать — это благородных, красивых, молодых, бездетных и незамужних. Такие требования мы изначально выдвинули. А ещё по три тысячи молодых и незамужних от каждого государства, заключившего мир, прибудут следующим порталом, но ими будет заниматься другой отряд.

— И давно вы выдвинули эти требования?

— Сорок дней назад. Именно столько мы даём на то, чтобы заключить мирный договор. Месяц по нашим меркам.

Понятно. Собственно, теперь всё окончательно встало на свои места. Сорок дней назад на Гленнвайс напали вилерианцы и выдвинули требования. Король посчитал, что мир — дешевле и проще войны, и принялся искать по сусекам неликвид, чтобы не жалко было отдать. И двойника для принцессы. Варвары пару раз куснули снова, чтобы он не передумал, и в конце концов мир заключили. И даже вилерианскому нас обучили. Вот точно без волшебных зелий не обошлось, уж больно легко складывалось общение.

— То есть мы — это такая награда? Военный трофей? — тихо спросила я.

— Нет, Лисса. Вы — будущие вилерианки и жёны самых достойных представителей клана Дарлегур.

— А как же любовь?

— А что с ней?

— Как же так… без любви? — в голосе против воли угадывалась тоска.

— Лисса, — укоризненно склонил набок голову Мейер, — разве можно не любить свою жену?

И так он произнёс последнее слово, что я в полной мере прочувствовала его значение — цветок счастья.

— А если не получается?

— Ни разу не слышал, чтобы у кого-то не получилось. Но если дела совсем плохи, то можно и развестись. Но это редко случается.

— А если жена мужа не любит?

— Зачем она тогда за него замуж вышла? — недоумевал Мейер.

— Не знаю, из-за денег… положения в обществе…

— Так полно холостых, у которых и деньги, и положение в обществе есть. Зачем выходить за того, кто не по душе? — резонно спросил он.

— Хорошо, допустим раньше любила, а потом разлюбила. Тогда что?

— Тут надо разбираться. Почему разлюбила? Может, муж к ней плохо относился? Тогда, конечно, уходить от него нужно. Как можно скорее.

Я переваривала информацию. С одной стороны, звучит, как сказка. Мужики, грызущиеся за право жениться. А потом радостно наперегонки бегущие к алтарю. Хорошо если не в белом платье и с букетиком, а то мало ли.

— И как вообще относятся к женщинам в Вилерии?

— Уважительно. Заботливо. Во всём помогают. Лелеют. Стараются радовать.

— Ты поэтому комплименты разучил? Чтобы меня порадовать?

— Да. А ещё потому, что все говорили о принцессе Гленнвайсской, как об очень умной, красивой и талантливой. Если честно, я, конечно, очень надеялся, но не особо рассчитывал, что Банрий согласится тебя отдать, ты же единственная наследница. Думал, он предложит взамен больше других женщин. Но я рад. Ты и правда особенная. Волосы синие. И проницательная. А ещё с тобой интересно разговаривать.

Такие комплименты хоть меньше отдавали изысканной нежностью, но душу грели куда сильнее. А с королём всё понятно: он не стал торговаться, просто отдал подделку. Дёшево и сердито.

— Мейер, а сколько тебе лет?

— Девятнадцать, — ответил он.

Хорошо, что этот, с позволения сказать, юноша меня держал, иначе я бы сверзилась с конелося самым прозаическим образом. Девятнадцать? Я что, на три года старше?

На девятнадцать он не выглядел никак. Ну то есть даже на очень тяжёлые и трагические девятнадцать не тянул. Я бы дала ему лет двадцать пять, не меньше.

— Но на ваши годы это будет двадцать шесть примерно, — добавил вдруг вилерианец.

Путём простых (ладно, кого я обманываю, долгих и сложных) вычислений я прикинула, что в пересчёте на земные годы мы примерно ровесники, и на этом успокоилась.

— В походы я с четырнадцати хожу. И подошла моя очередь ухаживать за переселенкой, — пояснил он.

— То есть я — переселенка?

— Пока да. А как выйдешь замуж — станешь вилерианкой.

— А какие есть ограничения? Может, нельзя по улице одной ходить? Или одежду нужно закрытую носить?

— Ходи где и когда угодно, никто тебя не обидит. А если что-то случится, то о помощи любого можно попросить, никто не откажет. А одежду жёнам и дочерям самую красивую покупают. Чтобы все могли любоваться и завидовать.

Ясно. То есть жена — это такой жутко ценный статусный трофей, который получают «не только лишь все». Звучит, конечно, как золотая клетка, но хорошо бы собственными глазами на всё посмотреть, потому что Мейер обо всём через свою призму рассказывает, и его восприятие жизни очень сильно отличается от моего.

Но.

Всё не так уж плохо. По крайней мере, избиения и изнасилования мне не грозят. А всё остальное — не так уж и страшно. В конце концов, даже в слове групповуха — шесть согласных.

Я повеселела и спросила:

— А когда у нас обед? Или остановка?

Не то чтобы посещение кустиков остро требовалось, но такая необходимость могла возникнуть довольно скоро, так что лучше подготовиться заранее.

— Через час уже стемнеет. До этого времени мы должны добраться до гостевого дома. У нас забронированы там комнаты. Конечно, не настолько шикарные, как ты привыкла. Но вполне достойные для отдыха.

— Это просто чудесно. Я уже устала.

— Ты неуверенно держишься в седле.