Многогранник - Lizzy Pustosh Страница 32

с мёртвой Мечтой. Мне было девять. И никто об этом не узнал. Только вечером за ужином отец с ухмылкой сказал: «Теперь ты понял, какого, когда твои мечты уплывают от тебя», – у Рената слегка покраснели глаза. – Я тогда думал, что убью его; даже ночью к нему с ножом пришёл, встал над ним, но не смог… А он проснулся, увидел все это и смог, смог меня избить ремнем с железной пряжкой… Потом я долго нормально не сидел на стуле, да вы и сами помните… – он усмехнулся. – Я тогда приехал сюда с больными ягодицами и весь злющий.

– О, да… – с теплом вспомнил Амос и затих, обнаружив, что друзья его услышали.

– А тут вы. Такие добрые и хорошие. Я не мог с вами быть тем, кем был дома. Не мог. И не хотел. Начал пытаться избавиться от гнева или, хотя быть, уменьшить его, но не получалось. Наверное, я слишком долго был под влиянием отца… Спустя два года безуспешных попыток самообладания мне стало страшно, что я такой же, как он. Тогда-то и пришлось обратиться к тебе, Мишель, – юноша улыбнулся тому, как Амос смешно поперхнулся, когда услышал это. – Да, я тогда сказал, что мне нужны терапии, и ты свела меня с хорошим психологом. Он помог, но не так много, как хотелось бы. Я стараюсь покорить мой недостаток, хоть недостаток этого и не хочет. С каждым годом я становлюсь все более агрессивным… Сложно временами сдерживаться. Порой боюсь стать таким, как мой отец, таким же безрассудным… Фух, – Ренат смущенно выдохнул, – похоже, это и было то, что меня волновало. Даже, вроде как, полегчало…

– Ты молодец, Ренат, – подбадривая друга, говорила Мишель. – Теперь-то, зная все, думаю смогу тебе помочь.

– Да? – с удивлением спросил юноша. – Это было бы чудесно.

– Да, я же создала Концентрат, создам и какой-нибудь Антиагрессин, – пожав плечами, в ответ засмеялась та.

– О, Мишель, я тебя так люблю: ты мой лучший друг! – обняв крепко девушку, сказал Ренат.

– Я тебя тоже люблю, как друга: ты хороший человек на само деле, – уверила его Мишель.

– Что… – в слух, размышляя, проговорил Амос.

– Что, Амос? – увидев это, спросила Мишель.

– Я… Я… – начал с придыханием юноша, но вдруг на диване произошло движение: Раф начал просыпаться, и друзья, забыв обо всем, устремились к нему.

– Что происходит? – полусонным голосом, пробормотал он. – А, точно, простите… – Раф хотел встать, но руки не слушались его, и юноша упал назад на подушку. – Вот же наказание… – закатив, а после и совсем закрыв глаза, добавил он, но больше не уснул.

– Лежи, Раф. Тебе нужно отдохнуть, – отозвалась на шептание своего имени Мишель и протянула ему красноватые таблетки. – Выпей их – станет легче, ну, ты знаешь… – и мило улыбнулась, смотря на его растрепанный вид.

– Да знаю… – юноша попытался чуть-чуть посмеяться, но пока что на это у него не было сил.

Он взял таблетки, проглотил их и запил водой, которую принёс ему Ренат.

–Не все же так плохо? – спросил растерянно Амос. – Или нам придётся вызывать медотряд?

– Нет, все хорошо. Приступ был несильный: проспал он всего немного, значит через пару минут сможет уже встать. Я дала ему необходимое количество мегапрепарата из Естественно-научного комплекса. А они там знают свое дело, – отрекомендовала девушка и ушла к столу, чтобы налить Рафу чай.

– Эй, парень, с тобой все хорошо? – с небольшим задором прошептал Ренат так, чтобы Мишель не услышала, как он мешает больному восстанавливаться.

– Да… Кхе-кхе, все нормально, – медленно открыв глаза, подтвердил тот. – Минут пять и препарат начнёт действовать окончательно – я смогу продолжить жить спокойно, – успокаивающе дополнил юноша с жемчужным цветом волос.

– Из-за чего это у тебя, Рафи? – Амос говорил так всегда, когда его хрупкому другу было особенно сложно, трудно, крайне больно: Амос желал хоть этим маленьким ласкающим слух словечком, облегчить его состояние.

– Я… Нет… А-а! – Раф пронзительно закричал, схватился за волосы и начал качаться из стороны в сторону; Мишель в миг подбежала к нему, оставив кружку на столе.

– Что вы опять сделали? – тревожно спросила она, обращаясь к мальчикам.

– Да ничего… Я просто спросил: из-за чего это… И все! – выкрикнул в ответ Амос.

– Какой же ты, Амос… Ф-ф, – сдерживая раздражение, проговорила Мишель и тут же обратилась к стонущему от боли Рафу. – Послушай, – он не хотел никого слушать, – послушай меня, Раф, – он до сих пор извивался на диване. – Если ты расскажешь, тебе станет легче: это все действие Концентрата, не более. Не сопротивляйся, расскажи, – девушка кинула пронзительный взгляд прямо на него и попыталась удержать голову прямо, так чтобы он точно услышал ее.

– Но… – юноша, глубоко дыша, пытался противоречить. – Я… А-а… Ладно, хорошо, только чтобы больше мне никогда не было больно… – прошипел он и мигом изменился в лице: мучения утихли; ребята уселись поудобнее и подали ему чашку чая. – Хорошо, да, я всё расскажу.

И Раф поведал им о своём детстве. Он начал с того, что его семья изначально не была особо богатой – приходилось родителям скакать от одного места деятельности к другому. Они уставали, часто расстраивались, но любили и тешили маленькими радостями и его, и его младшего брата, всегда были рядом. В один момент родителям даже начало казаться, что все может наладиться, стать лучше: что-то крупное, по их словам, должно было произойти, но не произошло. Отец, опустив руки, конечно, продолжал работать то там, то здесь, но и начал много играть в подпольных казино. В следствие чего он пропадал ночами, а на утро приходил хмельной, без монеты в кармане. Маме это не нравилось – она много кричала, может, от безысходности, а, может, от обиды; они ругались. Раф тогда ещё не ходил в школу, когда все стало ухудшаться, и мало чего понимал. Однако уяснил, что лучше в такие моменты не показываться из комнаты. Они сидели с братом вдвоем и слушали давно записанные музыкальные записи матери, пока внизу все гремело и билось об пол. Так шли месяца. Дети прятались, а родители кричали, обвиняя друг друга во всех их проблемах.

Однажды младший брат Рафа захотел попить, и Раф согласился осторожно провести его на кухню, мимо комнаты, где снова билась посуда. Тогда они впервые увидели, как отец ударил мать. Младший брат хотел заплакать, но Раф остановил его и увёл наверх. После этого случая мать начала выпивать, сначала немного, но потом все больше и больше, и все чаще стали слышаться хлёсткие удары о плоть и тонкий женский плач, переменяющийся стоном. От этого маленькое сердечко Рафа сжималось до предела: он любил родителей и не понимал, почему так