И в болезни, и в здравии, и на подоконнике (СИ) - Коханова Юлия Страница 33

Это же… ну… Делла. Она увлекается. Иногда это бесило Льюиса, иногда пугало, иногда утомляло. Но никогда не вызывало желания раздраженно и снисходительно одернуть.

Водрузив супницу на место, Делла обернулась к Льюису, и улыбка на ее лице потухла, как засвеченная фотография.

- Что случилось?

- Не знаю.

Радость ушла. Азарт ушел.

Осталось только нервозность. Внутри у Льюиса расползалась гулкая серая пустота, в которой короткими злыми молниями проскакивало раздражение, бессмысленное и безадресное.

- Тебе плохо? – Делла шагнула вперед, и Льюис зеркальным движением отступил, сохраняя дистанцию.

- Нет, нормально. Просто… голова болит.

Ложь получилась неуклюжая и глупая, но Льюису было все равно. Потому что как объяснить все происходящее, он не знал – и знать не хотел. От одной только мысли, что придется что-то там объяснять, мутило. Льюис не хотел ковыряться в себе, выискивая внутренние смыслы, а потом предъявлять их публике, которая все равно нихрена не поймет.

Все это было так далеко от веселого адреналинового укура, который тащил Льюиса весь день, что вызывало ощущение расколовшейся реальности. Как будто кто-то перещелкнул тумблер внутри, выбросив его из цветного кино в черно-белое.

Льюис закрыл глаза, вдохнул и медленно выдохнул.

Бальзам. В девять часов он не выпил бальзам. Чертова бутылочка осталась дома – лежала в шкафчике под стопкой трусов, на расстоянии семидесяти миль.

Блядь.

Вот же идиот.

Делла смотрела на него с явственным сомнением, постукивая палочкой по столу. От кончика с едва слышным шипением разлетались голубоватые искры.

- Если проблема в мигрени, я могу обезболить.

- Не надо, - Льюис с усилием потер ладонью лицо. – Сейчас все пройдет.

Он заставил себя улыбнуться и уселся на стул, подтянув к себе чашку. Поднимающийся над кофе пар оседал на языке пережженной угольной горечью. Делла подвинула к нему тарелку, и Льюис взял несколько орешков. Есть не хотелось, но еще меньше хотелось объяснять, почему пропал аппетит, и Льюис разжевал арахис, совершенно не чувствуя вкуса, и смыл масляную пленку горячим кофе.

В тщетной попытке исправить ситуацию Делла начала расспрашивать о хоккее, и Льюис старательно отвечал. Он полностью осознавал, что пару часов сам поднял тему – тогда это было и весело, и интересно. А еще он осознавал, что гонять по льду на коньках, сражаясь за кусок черного пластика, – это ужасно тупое занятие. Нет смысла волноваться по поводу того, в чьи ворота влетит шайба, когда… когда в мире есть реальные проблемы.

Расколовшееся сознание Льюиса отражало само себя – как будто кто-то поставил друг напротив друга кривые зеркала.

Хотелось влезть себе в голову и совместить две половинка, соединив их до щелчка.

Господи, ну какого хрена? Так охуенно все было. Ну еб твою мать.

Торопливо допив кофе, Льюис ополоснул чашку и из кухни. Что-то толкало его из света в темноту, гнало в пустую комнату, словно подраненное животное в нору.

Словно в окоп.

Но Делла обследовала только гостиную, и только она была безопасна. Нет, Льюис не был трусом. Он не боялся. Но заходить на минное поле только для того, чтобы посидеть немного в одиночестве – это не храбрость. Это тупость.

Опустившись на диван, Льюис откинулся на спинку и прикрыл глаза. Делла шуровала на кухне, завершая обыск, потом заглянула к нему, мельком осведомилась, как дела, и ушла в соседнюю комнату, чем-то зазвенела и захлопала.

Наверное, нужно было пойти за ней, постоять рядом на случай, если понадобится помощь. Хотя что он, собственно, может?

Привычной волной плеснуло внутри раздражение, густо замешанное на досаде. Нахрена он согласился на эту работу – потом, когда узнал, что придется иметь дело с магией? Льюис всегда трезво оценивал свои возможности, а тут – как будто мозги выключились. Как можно работать с тем, чего не понимаешь? С тем, чего даже не видишь, чему не можешь противостоять?

Глупость. Абсолютная глупость.

Он хотел стать солдатом. Снова. Хотел быть частью чего-то важного, правильного. А теперь тупо сидит на диване, дожидаясь, когда ему разрешат выйти в другую комнату.

Интересно, если сейчас отлить припрет, Делла пропустит его в сортир? Или придется ссать в раковину на кухне?

Фарфоровая собачка на полочке зашевелилась, повела розовым носом и вильнула хвостом.

- Привет.

- Привет, - равнодушно ответил Льюис. К таким очевидным фокусам он давно привык.

- Тебе здесь одиноко, - сказала собачка.

- Есть немного, - пожал плечами Льюис. Разговаривать с фарфоровой статуэткой было проще, чем с живым человеком – наверное, потому, что от куска обожженной глины ничего не ждешь. Ни понимания, ни уважения, ни поддержки.

- Тогда зачем ты здесь сидишь? - собачка склонила голову, уставившись на Льюиса круглым нарисованным глазом.

- Работа такая, - ответил Льюис и тут же осознал, что это неправда. Потому что вломиться в дом умершей женщины – это не работа, это личная инициатива. Тупая и противозаконная.

- Ты не любишь свою работу? – спросила собачка.

- Наверное. Может быть. Я… просто не вижу в ней смысла.

- Почему?

- Потому что я здесь лишний. Нихрена не могу. Просто иду за напарником – аккуратно так, след в след, как пехотинец за сапером. Вот только сапер и без меня отлично справляется. Так зачем же я нужен?

Собачка сочувственно кивнула, яркие отблески светильников скользнули по снежно-белой глазури.

- Это плохо. Бесполезность существования ранит.

Слова легли точно в яблочко – в темное, слепое пятно души, в котором пряталась боль.

- Да. Ранит, - согласился Льюис. При этом второй, отколовшейся половиной сознания он осознавал абсурдность диалога – и не потому, что разговаривать с фарфоровыми собачками – это признак психоза.

Саперам нужна пехота. Утверждать обратное так же глупо, как утверждать, что шахтер обойдется без каски – потому что прямо сейчас на голову ничего не падает. Когда упадет, поздно будет. Любому узкому специалисту требуется прикрытие. Нужны ребята, которые тихонько стоят рядом, пока все спокойно, и помогут, когда начнется пиздец.

Льюис не бесполезен. Он умеет то, чего не могут маги. Он уже решал проблемы, он справлялся, и справится еще много раз.

Это не реальность. Это херня, порожденная его сознанием – той ущербной, мать ее, частью, которая выжирает всю радость из жизни, отбирает сон, а взамен приносит ненависть. Именно эту проклятую дрянь блокирует бальзам. Вот так он и работает. Перекрывает канализационную трубу, из которой хлещет дерьмо.

И все-таки чертова статуэтка до ужаса точно попала. Она не искала проблему. Она подошла и ткнула в нее пальцем, словно в открытый глаз. Врезала прямо по яйцам.

Да, кстати. Какого хера он вообще разговаривает с игрушечными собачками? Что за спонтанный сеанс психотерапии, откуда эта кретинская откровенность?

Льюис внимательно посмотрел на собачку. Она сидела напротив – беленькая, глянцевая, чистенькая до скрипа.

- Эй, Делла! Кажется, я кое-что нашел.

Глава 22

- Так... - усевшись на стол, Петер внимательно обозрел двух уебанов в футболках. И это – сотрудники исследовательского отдела. Интеллектуальный цвет Департамента защиты магического правопорядка! Петер болезненным движением потер висок. – Давайте-ка еще раз. Что именно вы сделали?

- Мы обследовали дом Друзиллы Лангфранк. – выступил вперед Уилсон. На лице у него застыло выражение обреченного мужества. Жанна-блядь-белобрысая-Д’Арк.

- Вот так вот просто: пришли и обследовали, - нежно улыбнулся Петер. – И чья же это, позвольте спросить, гениальная идея?

Делла втянула голову в плечи, виновато стрельнула глазами в сторону и открыла рот…

- Моя, - перебил ее Уилсон и сместился чуть вправо, прикрывая Деллу плечом. Как будто всерьез ожидал, что Петер швырнет в нее дыроколом.

- Серьезно? Не думал, что когда-нибудь скажу это, Уилсон, но ты слишком нормальный для такой хуйни. Влезть без ордера в дом женщины, чья смерть стала предметом расследования, и спереть оттуда ключевую улику – в этой комнате есть только один человек, способный на подобные фокусы. Правда, Делла?