Судьба в наследство. 2. Судьба в наследство - Елена Александровна Ковалевская Страница 4

На что девочка пожала плечами и выдала:

- Не знаю, а мне нравится, здесь весело. Дети играют, женщины веселые. Они не ходят с кислыми лицами весь день и не ругают, если допустим, я хочу пройти по середине коридора, а не по его краю. А у тети была тоска зеленая! Все смурные, надутые и молчаливые, ни песен тебе, ни шуток.

- Девочка моя, но служение Богу - это труд и смирение!

- А что трудиться обязательно нужно с кислыми лицами, будто бы Мурронского вина выпили? Или уксуса хлебнули? - возразила мне Агнесс. - По-моему это глупо. Здесь гораздо лучше!

Когда в первый раз я покинула свою комнату и прогулялась по монастырю, то была поражена увиденным. И надо сказать, что не все мое удивление было негативного характера. Сама обитель была огромной и величественной, как вся северная природа: невообразимые стены, увидев толщину и высоту которых августинцы или варфоломейцы удавились бы от зависти. Огромный монастырский двор мог вместить в себя два, а то и три из виденных мною ранее. Я уж молчу про просторные жилые корпуса и вместительные хозяйственные постройки с лихвой перекрывающие строения в других обителях.

Храм во славу Господа тоже был невероятно красив. Соборы столицы Церковного Союза были не менее величественны и прекрасны, однако если в них ты себя чувствовал ничтожным червем по сравнению с мощью Господа, то в этом соборе ты ощущал себя наравне с Богом, хотя подобные размышления и есть великий грех. Такое ощущение создавали ровные белые стены, устремляющиеся верх на головокружительную высоту, резные колонны из того же белоснежного камня и невероятно высокие окна из цветного стекла, сквозь которые свободно лился солнечный свет. Абсолютная белизна всего окружения многоцветные блики витражного кружева окон создавали пьянящее ощущение единения со Всевышним.

Оказалось, многое из построенного здесь, было сделано руками и старанием новообращенных из гугритов. Бывшие варвары, а ныне боевые братья ордена Святого Кристобаля Сподвижника были неутомимы как в труде, так и в своем служении Богу. Вот если бы все это делалось с соблюдением канонов Веры, как и в прочих обителях союза, цены бы им не было! А так...

Невмоготу мне было видеть, как плечистый брат, смеясь, хлопает беременную молодку пониже спины и, шепча, что его женщина самая красивая на свете, целует в губы. Это было неправильно! Недопустимо! Мы священнослужители отказываемся от радости телесной, дабы обрести радость святого духа и бытия. А здесь?! Как удастся им, погрязнувшим в плотских утехах, постичь счастье духовной цельности?! Невозможно!..

Кстати, надо заметить - здесь не было отдельно братьев прислужников и боевых братьев, здесь каждый мужчина был боевым братом. Это на женскую долю доставались труды на кухне и по хозяйству. Впрочем, в свободные минуты мужчины выполняли наравне со своими женами работу на кухне, убирали двор, конюшни. Немногие уходили охотиться, принося дичь из леса: то кабана, то косулю. Они были отличными охотниками и рыболовами, все-таки опыт варварской жизни сказывался. Но и те братья, которые еще не женились, не были обделены женским вниманием - о них заботились чужие жены, присматривая как за своими великовозрастными детьми или младшими братьями. Любая из женщин могла предложить им постирать или заштопать рубаху, связать теплые одежды или пошить новые. Я сама слышала, как чья-то из жен, спрашивала совсем молоденького безусого паренька, которого почему-то раньше времени сделали боевым братом, сшить новую рясу, поскольку прежняя ему была уже явно мала.

То, что говорили братья и их жены, а большинство из них говорили именно на своем родном языке, мне переводила Кеттуен - дочь Варби и боевого брата Хирви. Эта верткая рыжая девчонка, следовавшая за мной как привязанная на веревочке, с легкостью лопотала на двух языках и была для меня незаменимым переводчиком. Кстати имя девочке дали, что называется не в бровь, а в глаз: ведь 'Кеттуен' на их северном наречии как раз и означало - лиса.

Где-то еще через недельку, когда смогла нормально ходить и не уставать через пять-десять шагов, я направилась к настоятелю этой сумасшедшей обители, чтоб высказать все, что я думаю о его монастыре, о его служении Богу в этой глуши, где следует наиболее строго соблюдать все законы и обеты.

Его высокопреподобие Лемихария я нашла у него в кабинете, где он работал с бумагами. Постучав в дверь и дождавшись громкого: 'Да?!', - вошла.

Кабинет как все здесь в монастыре, было простым светлым, но гармонично-прекрасным. Простые шкафы вдоль стен, массивный стол, деревянные стулья - все было сделано тщательно и с любовью.

- Ваше высокопреподобие, - начала я с порога.

Настоятель сидел за столом, он поднял голову и посмотрел на меня. Это был мужчина лет пятидесяти, весьма высокий, крупный, явно уроженец этих мест. Черты лица были столь же четкими и правильными, как у всех поморов. Светлые волосы, цвета небеленого льна, волосы, легкий загар рыбака, сине-серые, как море осенью, глаза. Он внимательно изучал меня.

- У меня к вам очень серьезный разговор.

- Сядь сначала, - мягко сказал он мне. - А то тебя покачивает.

Настоятель был прав, длинный путь от моей комнаты, до его кабинета не прошел бесследно. Опустившись на предложенный стул, и даже откинувшись на спинку из-за внезапно нахлынувшей слабости, я продолжила:

- Меня очень...

Но отец Лемихарий прервал меня:

- Вижу дочь моя, тебе уже лучше, - голос настоятеля, как глубокий напев главного колокола был мощным и одновременно красивым, и его хотелось слушать, не перебивая. - Это хорошо. Ута говорила мне, что сделала все зависящее от нее, остальное было в руках Господа. А Он, я вижу, любит тебя. Ты выздоравливаешь.

- Да, но...

- Я в тот же день, как тебя к нам доставили, отправлял братьев посмотреть, не бродят ли приятели тех злодеев, что напали на вас у озера Ёрвеллё. Однако когда наш обряд добрался до места сражения, тел уже не было. Похоже, дружки вернулись за ними, едва вы с сестрами ушли. У тебя есть предположение, кто мог нанять этих разбойников? Мне не нравится, что подобные вещи творятся вблизи моей обители.

- Нет, - качнула я головой. Врать настоятелю я не могла, да и желания такого не было. Он одним своим видом внушал трепет и уважение. - Даже понятия не имею. Если