Карен Монинг - Прикосновение теней Страница 4

Мое сердце готово было разорваться.

Я не могу больше. Я недавно прошла через все это со своей сестрой. Сожаления поверх сожалений. Упущенные возможности. Неверные решения. Горе.

Сколько еще людей должно умереть, прежде чем я научусь жить? Бэрронс был прав: я ходячая катастрофа.

Я нащупала в кармане телефон. И сначала попробовала набрать номер Бэрронса. Ничего не вышло. Я нажала «IYCGM». Нет связи. Я набрала «IYD» и задержала дыхание, не сводя с Бэрронса глаз. Связи не было.

Все номера, как и он, были мертвы.

Меня начало трясти. Не знаю почему, но тот факт, что мобильные телефоны не работают, окончательно убедил меня в том, что я никогда больше с ним не поговорю.

Я наклонила голову, убрала волосы и после нескольких попыток сфотографировала свою шею. Так и есть, две татуировки. Знак Бэрронса — дракон, в центре которого слегка отсвечивает радужная Z. А слева от значка был черный круг, заполненный странными, незнакомыми символами. Похоже, Риодан сказал правду. Если татуировку действительно нанес Гроссмейстер, многое становится понятным: и почему Бэрронс установил такое количество барьеров у подвала, где возвращал меня из состояния при-йа, и как Большой Г нашел меня в аббатстве после разрушения барьеров, и как он снова нашел меня с Дэни, и как отследил моих родителей в Ашфорде.

Я вытащила маленький кинжал, который стащила из «КСБ».

Руки дрожали.

Я могу прекратить эту боль. Свернуться клубочком и истечь кровью рядом с Бэрронсом. И все быстро закончится. Может, в другом месте и в другое время у меня появится еще один шанс. Может, мы с Бэрронсом возродимся, как в фильме «Куда приводят мечты», который мы с Алиной ненавидели за то, что там умирают муж и дети, а потом жена решает покончить с собой.

Сейчас мне нравился этот фильм. Я поняла его и поняла, как это — отправиться за кем-то в ад. И остаться там, пусть даже в безумии, потому что лучше уж безумие, чем жизнь без любимых.

Я посмотрела на кинжал.

Бэрронс умер, чтобы жила я.

— Будь ты проклят! Я не хочу жить без тебя!

От вас зависит, как вы будете жить.

— Ох, да заткнись ты! Ты же умер, заткнись, заткнись!

Но жуткая правда уже разрывала мне сердце.

Это же я кричала: «Волки!»

Это я нажала «IYD». Это мне показалось, что я не переживу нападения кабана. А знаете что?

Я пережила бы.

Я отогнала его и, прежде чем появился Бэрронс, была уже в безопасности.

На самом деле я вовсе не умирала.

Это он умер за меня, а в этом не было необходимости.

Я запаниковала.

Теперь он мертв.

Я смотрела на кинжал. Самоубийство станет моей наградой. А я заслуживаю только наказания.

Я снова взглянула на фото. Если Гроссмейстер найдет меня, не уверена, что буду бороться за жизнь.

Я подумала, что метку можно срезать, но поняла, что лучше не рисковать. Начав резать, я не смогу остановиться. Татуировка находилась слишком близко к спинному мозгу. Простой выход.

Я швырнула кинжал в грязь, чтобы не поддаться искушению.

Ну и кем же я буду, если убью себя после того, как убила Бэрронса? Трусихой. Но меня беспокоило не это. Если я покончу с собой, смерть Бэрронса окажется... бессмысленной.

А он достоин большего.

Я проглотила крик. Он был заперт во мне, давил на внутренности, жег горло. Крик звенел в ушах, хотя я знала, что не издала ни звука. Это был молчаливый крик. Я уже жила с таким криком, пытаясь не показать папе и маме, что смерть Алины убивает и меня. Я знала, что за этим последует, и знала, что в этот раз будет хуже. Потому что я стала хуже.

Гораздо, гораздо хуже.

Я помню сцены, которые Бэрронс открыл мне в своем сознании. Теперь я их понимала. Понимала, что может толкнуть человека на такое.

Я опустилась на колени у его тела. Когда он превращался в зверя, с него слетела одежда. А серебряный браслет просто лопнул на запястье. Почти две трети кожи были покрыты черными и алыми защитными рунами.

— Иерихон, — сказала я. — Иерихон, Иерихон, Иерихон.

Почему я так редко называла его по имени? «Бэрронс» — это была каменная стена, которую я построила между нами, и, если в этой стене появлялась хоть малейшая трещинка, я тут же цементировала ее страхом.

Я закрыла глаза, собираясь с духом. А когда открыла их, схватила копье обеими руками и попыталась вытащить его. Оно не поддалось. Застряло в кости. Придется бороться.

Я остановилась. Начала снова. Заплакала.

Бэрронс не двигался.

Я могу это сделать. Могу.

Я расшатала и вырвала копье.

И долгий миг спустя перевернула тело.

Если у меня и оставались какие-то сомнения в его смерти, теперь они исчезли. Его глаза были открыты. И пусты.

Иерихона Бэрронса больше не было.

Я зажмурилась и потянулась вовне своим чутьем. Но так его и не почувствовала.

Я одна на этом утесе.

Никогда я не была настолько одинока.

Я перепробовала все, что можно, чтобы оживить Бэрронса.

Я вспомнила о мясе Невидимых, которое мы целую вечность назад, когда я готовилась встретиться с Гроссмейстером, уложили в мой рюкзак. Большая часть мяса уцелела.

Если бы я только знала тогда то, что знаю сейчас! Что в следующий раз я увижу Иерихона Бэрронса мертвым. И последними словами, которые я от него услышу, будут «И "ламборгини"», произнесенные с волчьей ухмылкой и обещанием, что он всегда будет идти за мной, дышать мне в шею и прикрывать мою спину.

Извивающиеся кусочки Носорога в баночках из-под детского питания были на месте. Я сунула их между окровавленных губ Бэрронса и закрыла ему рот. Когда мясо выползло из рваной раны на шее, мой проглоченный крик чуть не оглушил меня.

Я не могла связно мыслить. Паника и горе ослепили меня. Бэрронс сказал бы: «Бесполезные эмоции, мисс Лейн. Преодолейте их. Перестаньте реагировать и начните действовать». Ну вот, он снова со мной заговорил.

Чего бы я для него не сделала? Ничто не казалось слишком отвратительным или варварским. Это Бэрронс. Я хочу, чтобы он снова был собой.

Риодан исполосовал его тело от живота до груди, а затем перерезал горло. Я аккуратно оттянула татуированную кожу на животе и засунула мясо Невидимого в желудок. Мясо вылезло наружу. Я подумала, как бы зашить его, чтобы заставить тело переварить плоть Темного Фейри, но у меня не было ни иглы, ни нитки.

Я собрала внутренности Бэрронса и засунула их обратно, располагая в некотором подобии порядка, и смутно подумала, что веду себя не вполне нормально.

Когда-то Бэрронс сказал: «Попытайтесь войти в меня, посмотрим, как глубоко вы сможете пробраться». Я держала руку на его селезенке и думала: «Ну, вот она я. Слишком неглубоко и слишком поздно».