И в болезни, и в здравии, и на подоконнике (СИ) - Коханова Юлия Страница 44

Он листал плечики, как страницы старого фотоальбома, за каждой рубашкой, за каждой растянутой майкой скрывалась целая история – и целый Льюис. Он был учеником, другом, сыном, парнем, который любил машины, и парнем, который обжимался с Маргарет Флинт на заднем сидении старого «Форда», дурея от прикосновения к обнаженной груди – первого, а поэтому ошеломительного. В шкафу была футболка с единорогами и котиками, футболка, заляпанная солидолом, и футболка, испачканная губной помадой.

Но что бы Льюис ни доставал, все превращалось в армейскую форму.

Делла ела попкорн. Вместо масла ее губы были испачканы кровью.

Проснувшись, Льюис не вспомнил сон. Он просто надел вчерашнюю потную рубашку, старательно не глядя на платяной шкаф. И вышел из комнаты, не оборачиваясь.

Глава 28

В госпитале Джона Ди было шумно, ярко и странно. По коридорам бродили удивительные люди: поросшие шерстью, с крыльями вместо рук и с лицами на затылке, громковещатели разражались абсурдными оповещениями вроде «Из палаты номер семь снова пропал пациент с болезнью внезапного исчезновения. Персонал, обслуживающий женские процедурные и раздевалки, внимание. Проверьте помещения чарами разнаваждения», а целители пробегали, прижимая к себе то горшки с брыкающимися растениями, то сосуды со светящимися, колышущимися в собственном ритме жидкостями. Один раз по мимо комнаты ожидания промчалась молоденькая ведьма, левитирующая перед собой чучело огромного паука. Или не чучело. Льюису было все равно. Он сидел, упершись затылком в стену, и монотонно барабанил пальцами по ручке кресла.

- Иди домой. Ничего страшного не произошло, не накручивай себя, - Манкель сел рядом и протянул Льюису картонный стаканчик с кофе.

- Ну ты же сидишь, - вяло возразил Льюис.

- Это потому, что у меня есть цель. Когда мелкую сучку залатают, я выскажу ей все, что думаю про это задорное шоу. Хороший выстрел, кстати. Ты молодец.

Льюис отстраненно кивнул. Сейчас, в тихой, залитой теплым светом комнате ожидания, события двухчасовой давности казались кадрами из фильма. Все мельтешит, грохочет и взрывается, все бегут и кричат – но это не здесь, не с тобой и вообще неправда. Время от времени Льюис закрывал глаза и снова их открывал, ожидая увидеть над собой низкий деревянный потолок подвала. Он лежит в кровати, ошеломленный и раздавленный очередным кошмаром, а в кухне, наверху, звенит посудой отец. Но каждый раз реальность обрушивалась на него, как грузовой контейнер, и вбивала в спинку больничного кресла.

Никаких снов. Никаких дурацких снов.

Льюис яростно потер ладонью лицо.

- Мне нужно другое оружие. Профессиональное, а не эта херня, - он стукнул ботинком по прикладу «Зиг Зауэра», который зачем-то притащил в больницу.

- Без проблем. Напиши, что надо, я схожу к начальству.

- Ладно, - безропотно согласился Льюис и снова уставился в пространство, сжимая в ладонях стаканчик с кофе.

- Уилсон, - тяжело вздохнув, Манкель подвинулся и положил ему руку на плечо. Ладонь была огромная, горячая и тяжелая, она давила к полу, как мешок с горячим песком. Льюис обернулся и долгим неподвижным взглядом посмотрел на эту ладонь – а потом на Манкеля. Тот виновато улыбнулся и убрал руку. – Извини. Я знаю, что отношения у нас не очень, но поверь: я ничего против тебя не имею. Даже наоборот. Ты хороший парень, и я боюсь, что ты въедешь в какую-то хуйню.

- А ты не бойся. Я сам разберусь.

Льюис почувствовал, что на него накатывает знакомое раздражение – глубокое, темное и безграничное, как космос.

Какого хера все за него боятся? Какого хера все лучше знают, как ему жить, и суют эти решения в глотку, как пятидолларовой шлюхе - хуй? Почему все эти люди, такие добрые и заботливые, не могут свалить в жопу – и просто оставить его в покое?!

Поставив кофе на пол, Льюис встал и медленно, размеренным шагом отошел к стене. Пестрые плакаты советовали не употреблять в пищу незнакомые травы, не экспериментировать с зельеварением и применять только лицензионные лекарства, угрожая смертными карами всем ослушникам. Некоторое время Льюис разглядывал любовно прорисованную картинку, на которой человек напильником сам себе стачивал огромные, в локоть длиной резцы. «Не шутите со сглазами!» - наставлял читателей плакат. Льюис таращился на него так долго, что почувствовал запах паленой перегретой кости и характерную ломоту в зубах. Рот наполнился кислой слюной.

- Это вы ожидаете результатов по Ругер?

Вздрогнув, Льюис обернулся. Невысокий целитель в дверях промокнул лысину платком, им же протер очки, вернул их на переносицу и внимательно оглядел всех присутствующих.

- Да, - поднялся с места Петер. Целитель тут же сосредоточил внимание на нем.

- Все хорошо. Мы соединили ткани и наложили регенерирующие чары. Сейчас мисс Ругер в стазисе, если хотите, можете к ней заглянуть.

Целитель приглашающе махнул рукой, и Манкель направился за ним, огромный и нелепый, как линкор на буксире. Льюис пошел следом, отставая на пару шагов – и старательно игнорируя ощущение, что именно его никуда и не звали.

Делайла лежала в отдельной крохотной комнатке. Окон там не было, телевизора, естественно, тоже. Только стены, узкий шкаф-пенал, тумбочка и стул. Никаких приборов, хотя бы отдаленно напоминающих медицинские, не имелось. Зато кровать окружала нарисованная мелом пентаграмма, в которую были вписаны отдаленно знакомые знаки и символы, с потолка свисала сложная комбинация из разноцветных камней, а над пациенткой мерцало отвратительно-зеленое силовое поле. Льюис подошел поближе. В свете уныло-болотного сияния Делла казалась не спящей, а мертвой: заострившиеся черты лица, ввалившиеся глаза, синеватые губы. Здравый смысл подсказывал, что все это результат массированной кровопотери и болевого шока, но по спине все равно стекали ледяные колкие ручейки паники.

Предусмотрительные целители оставили силовое поле прозрачным только по плечи, дальше зелень становилась густой и мутной, как затянутый тиной пруд. Льюис понимал, зачем это было сделано, но с трудом удерживал себя на месте. Ему нужно было пройти вперед, нагнуться и заглянуть под купол. Нужно было убедиться, что вспоротая грудина зашита – и зашита так, как надо.

- …можете идти.

- Что? – вздрогнул Льюис.

- Я сказал, что вы можете идти. Сегодня мисс Ругер не проснется, и завтра-послезавтра, вероятно, тоже. Если захотите поговорить с коллегой, приходите в четверг. К тому времени состояние мисс Ругер стабилизируется, и мы выведем ее из стазиса.

- Да. Конечно. Хорошо, - согласился Льюис, заранее и на сто процентов уверенный, что завтра он будет в госпитале. И послезавтра тоже.

Домой возвращаться не хотелось. Там был отец, постаревший, испуганный и растерянный. Там была комната, низкая и темная, как заколоченный гроб. Там были разговоры, опутывающие жалостью, словно паутиной, и тянущее на дно свинцово-тяжелое молчание.

Игнорируя категорически нерабочее время, Льюис вернулся в Департамент под благовидным предлогом забрать машину и вещи. Он отпер дверь, вошел в кабинет и сел за стол. Было тихо. Очень тихо. Где-то вдалеке переговаривались люди, лязгал и громыхал лифт, и от этого тишина в кабинете становилась еще плотнее. Она ощущалась как физическая помеха, как пыльный, плотный саван, пеленающий Льюиса с головы до ног.

Чтобы разогнать тишину, он начал насвистывать мелодию. Звуки прыгали по пустой комнате, отражались от стен, падали на пол и издыхали в агонии. Льюис перестал свистеть.

О боже, ну какого хера? Манкель говорит, что это не страшно. Врач говорит, что это не страшно. Даже Делла так говорит. Значит, все будет нормально. Надо просто немного подождать. Успокоиться и подождать.

На столе у Деллы валялись разбросанные веером отчеты – те, которые она не заполнила. Стояла полупустая чашка с кофе – та, которую она не допила. Лежала ручка – Делла так и не надела на нее колпачок.