Знак обратной стороны - Татьяна Нартова Страница 44

– Провалов. Я называю их провалами. Нет, частота та же. Хотя голова… да, думаю, болит меньше, – почти не покривил душой Роман. Сестра кивнула:

– Триггер не изменился?

– Эм… а, ты о… Нет, приходится везде носить очки.

– Эти? – Алиса указала на торчащие из кармана Роминой куртки синие стекла. – Жуть кошмарная, очки кота Базилио. Когда придут те, с градиентными фильтрами?

– На следующей неделе. Ты права: эти мне не очень идут. Они увеличивают мой и без того шикарный нос.

Брат с сестрой подошли к лифтам. Алиса не любила лишние нагрузки. Пока ждали, вынула из сумки пачку сигарет, одну тут же сунула в зубы. Теперь настала очередь Роману смотреть на нее с неодобрением. Только на его памяти сестра пыталась бросить раз пять. Последний раз как раз перед ее днем рождения. Пьяная и счастливая Алиса торжественно потушила «самую последнюю» сигарету перед собравшимися гостями в бокале шампанского. И снова, – здорово.

– Твои провалы очень похожи на сложные абсансы при эпилепсии, – после недолгого молчания произнесла женщина.

– На что, прости? – не понял Роман. Сестрица снисходительно приподняла уголки губ.

– Это такие бессудорожные приступы, когда сознание отключается, человек замирает, не реагирует ни на что. Иногда при этом возникают разные состояния, типа жемавю[37], а также различные галлюцинации. Я видела тебя во время твоих провалов. Ты именно выключаешься, как… фильм, поставленный на паузу.

– То, что вижу, переживаю – не какие-нибудь галлюцинации, – попытался поспорить мужчина. – Все намного сложнее. Я вижу то, что не должно произойти, что, скорее всего, не произойдет, а не просто брежу.

– Знаю, знаю… я и не утверждаю, что ты – эпилептик.

Лифт приехал. Удивительно, но на этот раз в нем стояло всего двое: какая-то старушка и ее более молодая родственница – дочь или племянница. Семейное сходство бросалось в глаза. Увидев Алису с сигаретой, старшая из женщин поморщилась, а младшая инстинктивно отступила подальше, заодно освобождая место новым пассажирам.

– И все же, братец, я бы рекомендовала тебе попить клоназепам.

– Спасибо, сама побороть вредную привычку не можешь и меня сажаешь на бензодиазепины. От них, между прочим, развивается зависимость, – блеснул своими знаниями художник. После первых двух лет беспрерывных издевательств сестры, Роман перестал пить все подряд и перед приемом обязательно шерстил интернет и специально купленный в книжном справочник лекарственных препаратов.

– Только при длительном приеме и большой дозировки, – парировала Алиса. – И, вообще, у меня такое впечатление, что ты не хочешь выздоравливать. Решил записаться в ряды мучеников? Или это твой новый пиар-ход?

– Лис, не начинай, – вот за это Роман и не любил подобные разговоры.

Стоило только сказать слово поперек, как Алиса превращалась в мегеру. Причем, касалось это только ее профессиональной деятельности. Как врач его сестра была жутким тираном. Наверное поэтому, ее пациенты поразительно быстро выздоравливали.

– За рецептом зайдешь в пятницу. У меня вторая смена, – как ни в чем не бывало, продолжила Алиса. – Кстати, мать звонила. Как всегда жаловалась на свою гипертонию. Терапевт ей запретил солить продукты, теперь мать в бешенстве. Почти полчаса разносила его в пух и прах, у меня ухо стало красным, как кусок свеклы. Ты должен их навестить.

– Чтобы и у меня уши тоже покраснели?

– Очень смешно. Не мне же одной все это выслушивать. В конце концов, это ты у нас любимый сынок, а я вечно была оторвой, – в голосе сестры прорезалась совсем не шуточная обида.

– Не говорили чушь. Родители любят нас одинаково. Просто ты старшая, на тебе лежит больше ответственности, ты по определению должна быть разумнее, быть примером для такого лопуха как я. А у меня на всю жизнь клеймо душевно больного, с меня взятки гладки. И объяснять им, что все это, прошу прощения за мой французский, – фуфло, бесполезно. Ты знаешь, когда я звоню матери, первый ее вопрос: «Как ты, Ромочка?», – а второй: «А как Алиса поживает?» Знаешь, будто только для того и звонит, чтобы я ей про тебя рассказывал.

– Ай, прекрати! – Они вышли из центра, и теперь сестра могла вволю затянуться. – Не успокаивай меня. Я знаю про про их любовь, и прочее. Но, вот именно, с тобой они треплются обо мне, а со мной – только о своих болячках. Понимаешь? У наших родителей явные проблемы с выражением чувств.

– Угу, может, ты и их запишешь к психотерапевту? – Попытался Роман встать на подветренной стороне, чтобы не дышать дымом. Ветер в отместку резко сменил направление.

– Да поздно уже, – с сожалением признала Алиса. – Это надо было сделать еще той весной, когда ты первый раз в обморок грохнулся. До сих пор вспоминаю и трясусь. Я ведь тогда думала, ты за мной следил, а потом решил сдать родителям. Представляешь… считала, что сознание ты вовсе не терял, что просто притворился.

– Ты со мной полтора месяца не разговаривала, – напомнил Роман.

– Прости, – вместе с дымом выдохнула его сестра. – Тебе нужна была помощь, ты был растерян, испуган, а я просто кинула тебя. Даже когда оказалась на том переезде, продолжала сомневаться. А потом… поезд пронесся, и меня как будто надвое разрубило. Я поняла, как близка была от смерти, от того, о чем меня предупреждал мой безумный брат. Знаешь, у меня до сих пор что-то вроде фобии… Недавно репортаж показывали про ненормальных, которые по путям шастают. Где-то нет перехода, а где-то народу просто лень до него идти, и они чешут напрямую. Сколько смертельных случаев! Не досмотрела до конца, не выдержала – переключила. Ох, – Алиса отбросила сигарету и наигранно улыбнулась. – Ну вот, минутка рефлексии закончена. – Теперь, братик, я жду от тебя подробного рассказа. Как там Шрапнель поживает?

Роман тоже улыбнулся, тепло и искренне. Он все это знал. И про обиды сестры, и про ее желание задушить младшего братца-мерзавца подушкой. Пусть кратковременное, но довольно сильное. Знал, как однажды ночью девочка решилась, даже взяла в руки подушку, чтобы осуществить свой план, а потом сама же испугалась того, что хотела сделать. Но об этом Алисе уж точно нельзя было рассказывать. Дела давно минувших дней давно перестали его волновать.

Колыбель

Символ правой руки. Имеет другое название – «кресло-качалка». Имеет один вариант написания – справа налево и сверху вниз. Означает зону комфорта, равновесие чувств и душевных стремлений. Поэтому используется наравне с символом «покой», при одновременной связке с такими символами как «источник», «книга», «прошлое» и т. д. Никогда не