Снежная стая (СИ) - Ремезова Любовь Страница 47

Я торопливо переложила на лавку свое рукоделие — и горшок гордо возвысился на столе. Пахло от него так, что у меня ум за разум мало не зашел. И пока я глотала слюну, Яринка выложила хлебную краюху, достала деревянные пузатые миски — а после не столько сама ела, сколько с молчаливой жалостью смотрела, как жадно ем я.

И странно мне было — голода телесного я в снежной шкуре не ведала, а тут гляди ж ты… Как прорва открылась. Яринка мне насыщаться не мешала — хоть и видела я в серьезных ее тревожных глазах многие вопросы, но все ж терпела лекарка. Молчала. И заговорила, лишь когда я отодвинула деревянную кружку, и сыто вздохнула, слизнув молочные усы.

— Случилось что?

— На след лиходейский встала, — призналась я, хоть и понимала, что не станет Веденеевна допытываться, возьмись я вдруг отмалчиваться.

— Нашла, выходит, — сдержанно уточнила она, принимаясь убирать со стола.

— Нашла, — усмехнулась я, да только веселья в усмешке той не сыскалось. — В лес покуда не ходи.

Лекарка кивнула — поняла мол, благодарствую за предупреждение. Вздохнула, и негромко, под звяканье посуды, обронила:

— Туда ныне и матерые мужи с опаской ходят. Две седмицы тому седой Лужа с ловов не воротился. Искали его, да все без толку.

Яринка залезла в сундук, в котором и я не так давно паслась, и вынула из него мою собственную одежу. И пока я одевалась, завязывая тесьму у горла да на рукавах, продолжила:

— Руда, невестка Игруни-бортника, еще до него сгинула. Эту сыскали — у самой опушки заблудилась и насмерть замерзла… Не иначе, заплут завелся.

— Нет больше того заплута, — буркнула я, и выдернула косу, коя уж и растрепаться успела. И пусть растрепалась она не сама, я Ярина Веденеевна ей помогла, все едино, я злилась и досадовала.

…двое за луну.

— В Боровищах тварь какая-то повадилась могилы раскапывать, покойных предков тревожить — да на Владу-вдову напоролась, тут и вышла вся. Влада, как мужнино пристанище испоганенное узрела, так не своя сделалась, а как через несколько дней спустя ту погань и увидела…

Я слушала рассказ лекарки, проворно снуя иглой — ну а чего без дела сидеть? И на этих словах невольно дернула спиной — Владу-вдовицу я знала, хоть и мельком, и стакнуться с ней у порушенной могилы ее мужа сама б не желала, и никому б не советовала. А Ярина продолжила:

— Мужики-то порушенное поправили, да ей не ладно показалось — кланялась честным мужам, чтобы исправили. А морозы то нынче какие стоят? Ее и попросили да оттепели потерпеть. Ну так она сама заступ взяла, и пошла. Так тем заступом тварь могильную и… — подружка помолчала, и тихо призналась, — Я ей с Гнатом травки успокаивающие отправляла. Не тронулась бы разумом баба — мужики, кто ее оттаскивал, говорили, выла по-звериному, а могильщика в кашу раскровила…

Я сердито засопела, а лекарка присела рядом со мной, достала себе в починку скатерку, и продолжила:

— На огневской вырубке блазница завелась. Да тоже скоро вывелась — правда, ту маги порешили. Им ныне работы под горло — беспокойная зима. У старой Елеи кур кто-то вытаскал, думали, лиса — а собаки след не берут. Да так, по мелочи всякое… — она задумчиво разгладила чиненное полотно. — Старики ворчат — год будет тяжелый, снега неверно легли, огороды голые. Как бы голодать не выпало.

Что ж, уже то хорошо, что искать да дожидаться матерой блазницы не придется, да гадать, с которого куста, с какой крыши она тебе на спину прыгнет. И на том спасибо Колдуну с ближниками. А что гнездо не приметили… Бывает.

Тихонько нахмурившись, так что меж густых бровей складочка махонькая залегла, лекарка взяла себя в руки, и принужденно улыбнувшись, промолвила:

— Впрочем, что я все о плохом? Добрые вести тоже есть — у Твердиславы невестка сынком разродилась, они с мужем на малого не нарадуются, хоть и помалкивают, сглазом дите попортить боятся.

И вдруг, проказливо улыбнувшись, добавила:

— А к Стешке сваты с Ручьев приезжали!

Я заинтересованно подняла голову от чиненного подола:

— Так она ныне сговоренная невеста?

— Да как бы не так! — развеселилась Яринка. — Парень-то, дурья голова, нет бы сперва с Нечаем-мельником уговориться, так нет же. На ярмарке нашу красавицу увидал, покой потерял, сна лишился!

— А то он ее раньше не видел, — непочтительно перебила я лекарку. — Да у нас тут от Лесовиков до Березовки все невесты с женихами по пальцам пересчитаны!

— Ну, видать-то пожалуй и впрямь, что видал, — согласилась подружка, и мало не смутившись, — Да только она об ту пору в невестин возраст не вошла. А ныне так захорошела — взгляда не отвесть. Ну да я не об том речь веду. Жених не стал с родителями сговариваться заранее, а прям к порогу и подъехал. Жених-то хорош — и хозяин справный, и охотник не из последних. И собой пригож… Да и сделал всё честь по чести — с подарками, с почтением приехал. Наши-то девки из шуб мало не повыскакивали от зависти — а эта коза уперлась, и не пошла! Аглая уж просила ее, просила — не рубить с плеча, подумать, чай, женихи-то в наших краях и впрямь наперечет, а этот из первых… Нет, так и не дала парню надежды — ни единого подарка не взяла, даже самой малой малости, все, что поднес, не взглянув, завернула.

Я, позабыв про рукоделие, молча смотрела на лекарку.

Неужто заморочила-таки девку Слав, закружил ей голову?

Она вздохнула, и честно ответила на не заданный вопрос:

— Не знаю. Но Аглая проговорилась Руте, что ревет она ночами.

— Думаешь, Слав? — вопрсила все ж вслух я.

— Да уж, верно, не дядька Ждан! — недовольно поджала губы подруга.

И я, кивнув понимающе, вернулась к шитью.

Оно и боги бы с ними, дело-то молодое, да и не моего ума, вот только что с девкой будет, коли женихов она взялась заворачивать? Одного с порога погонит, другого — а там ведь боле и не позовут. Бабий век короток… А Слав, что — сегодня есть, а завтра нет, и что ему, коли Стешка перестарком останется?

Я сердито сжала зубы.

Ну, Слав. Ну, хорош!

Нет, пожалуй, что пора ясному соколу и укорот дать. Гулять — гуляй, за то тебя никто не осудит, а голову девке морочить, женскую судьбу рушить не моги.

За делом время незаметно проминуло. А спросить Яринку, как там колдун с ватагой, я так и не решилась. Она сама об том заговорила.

— Как ты сгинула, Колдун ко мне приходил, расспрашивал. Да что я сказать ему могла — сама ведать не ведала, что стряслось…

— Сильно злобился?

— Да по нему разве разберешь? — отозвалась лекарка, и я не согласилась с ней, однако смолчала.

Да и то сказать — не мое то дело, лекарку да ведунью в людях читать учить.

Рассвет брызнул светом в избу, сделал бесполезными светец с лучиной — и далее откладывать появление пред колдуновы грозны очи сделалось неможно.

С тяжелым вздохом отложила я нехитрый свой труд. И уже у порога спохватилась:

— Там, в лесу, в овраге за старыми вырубками, волки битые лежат. Ты б нашла кого за ними послать — шубу бы себе спроворила…

Выпроваживая меня из сеней и готовясь запереть за моей спиной дверь, Яринка фыркнула, как норовистая лошадка:

— Найти-то я найду, вон, хоть Гната, да только ты лучше матушке Твердиславе шкурами поклонись!

Я вздохнула:

— Изрядно гневается?

И подруженька, змея подколодная, не минула ужалить:

— Пока ты не воротилась — больше тревожилась. Да только, пока ты не воротилась, и я больше тревожилась, чем гневалась!

С тем и захлопнула за мной дверь, а я заспешила по необтоптанному свежему снежку через проулок, да потом свернуть, да ещё по улице — и как раз в трактирные ворота и упрешься….

А на полпути меня нагнала Стешка, мельникова дочь. Вот верно говорят, что яблочко от яблоньки далеко не укатится. А уж мать ее, Аглая, та ещё яблонька, так от любила подстеречь зазевавшуюся соседку, под локоток ухватить, да всю душу и выполоскать… Но, хвала богам, дщерь ее пока до родительницы своей и на четверть не достигала.

— Опять муж с порога погнал? — поприветствовала меня красна девица.