Цитадель: дочь света - Марианна Красовская Страница 48

– Потрясающе, – прокомментировала это зрелище Мара, стоящая рядом со мной. – Когда-нибудь им в голову придет светлая мысль играть на деньги, и карты придется запрещать.

Я скромно улыбнулась.

– А что, у вас не принято играть на деньги?

– У нас карты – детская игра, – вздохнула Мара. – Была. А еще из них домики строят… Ну или гадают.

– Гадают? – удивилась я. – Разве это не грех?

– С чего вдруг? – приподняла брови Мара. – Что плохого в желании знать будущее?

Я промолчала, вспомнив про бесчисленных гадалок, экстрасенсов и прочих Кашпировских, заполонивших голубые экраны в свое время.

– И что, сбывается?

– Когда как, – ответила Мара. – Сама понимаешь, вопрос веры…

– А! Аутотренинг, – пробормотала я. – А мне погадаете?

– Я?! – удивилась Мара. – Я не гадаю. Если хочешь, тебе Аврелия погадает.

– Хочу. А Аврелия – это кто?

– Ты же с ней знакома… Это прапрабабушка Авроры.

– А! Ясно… Ладно.

Пока мы разыскивали Аврелию, Мара пыталась выяснить, не следует ли ей рассчитывать на скорую женитьбу Аарона.

– И Иаир с тебя глаз не сводит, – мягко журчала она. – Ты красивая смелая девочка, а мои мальчики, честно – самые лучшие женихи…

Я только улыбалась.

Мадам Аврелия раскинула карты, предварительно изгнав Сёму из-за стола. Зрители, однако, не ушли. Совершив краткую молитву, Аврелия раскинула карты веером (Павел бы удавился от зависти) в три ряда.

– Не вертись, деточка. Что было… Что есть… Что будет… Выбери три карты из нижнего ряда. Было в твоем прошлом – огонь, путешествие, вервольфы. Есть – эльфы, снова эльфы, тьма. Будет… ох…

– Что такое? – встревожилась я.

– Черный единорог – Смерть, моя дорогая… Но ты не тревожься, дальше может быть лучше… Ох! Снова единорог. Много смертей. И… и… Симеон, разбойник, это еще откуда?!

С последней карты на меня, ехидно сверкая глазами из-под слишком черной челки, смотрела Ника.

– Вервольф, кажется? – неуверенно спросила дама. – Ну вот, карта испорченная… В общем, сразу понятно, что гадание не удалось. Дальше продолжаем?

– Да.

Аврелия смешала карты и вытянула еще три, выложив рубашкой вверх.

– Первая – твой враг. Вторая – кто на сердце. Третья – кто под сердцем…

Я сразу перевернула среднюю – любопытно же! Ха-ха! Джокер. И все заулыбались, только Аврелия нахмурилась и закусила губу. Первая – священник в черной мантии – ага, Трибунал. И последняя – симпатичный ангел с золотыми крыльями. Я с ужасом уставилась на эту невинную карту. И не мальчик и не девочка – золотоволосое существо с вызывающим взглядом.

Наверное, я жутко побледнела. Меня усадили в кресло и принялись убеждать, что это пророчество очень хорошее, что ждет меня любовь и счастье в личной жизни, и я сделала вид, что им поверила.

Но я-то знала, что эта карта – смерть, и смерть безобразная, жестокая, отвратительная.

Алехандро…

Глава 31. Где мой дом?

Бал продолжался. Играла музыка, шелестели платья, лилось золотистое вино с медовым вкусом. А я сидела молча, уставившись невидящим взглядом в прошлое. Что правда – то, что я вижу сейчас, или то, что было тогда? Холод, злые психологи, темные комнаты, ненавистные банты как кочаны капусты, синтетические кисти, не желавшие рисовать, блеклые краски, насмешки сверстников и снова врачи, а потом ледяное одиночество – всегда, и пустота внутри. Чужие дети, адская головная боль, непреходящая усталость. Потом страх, удивление – новая шуба (вот о чем я реально жалею) и свой дом, свой – и ничей более. Было ли это когда-нибудь?

Я пошевелила пальцами. Пожалуй, роскошный мех, хоть и синтетический, щекочущий пальцы, и мурлычущий лиловый котенок, и ребристость нового кухонного гарнитура, и обжегшая лампочка, и острая боль в порезанном пальце – все это было. И запах мандаринов и хвои, этот запах тишины и радости, и тихий звон стеклянных шаров – это было настоящим. И пронизанный солнцем сосновый бор, и нагретые иголки на земле, колющие босые ноги, и муравьи, спешащие по своим муравьиным делам, и шишка, так некстати попавшая под пятку… Запах одеколона отца – то ли пугающий, то ли возбуждающий… Блеск жемчуга на шее у матери… белый квадрат окна на черном-черном чердаке… Странно, но прошлое обычно вспоминается не событиями, а ощущениями и запахами.

Я хочу домой! Навязчивая мысль билась внутри головы. Я хочу домой.

А есть ли у меня дом? Где он? Цитадель, где даже комнаты у меня не было? Или гостиницы? Или повозка Аарона? Или эти покои, любезно предоставленные эльфами?

Я хочу домой! В тот маленький дом в сосновом бору, с деревянной кухонькой, вышитыми салфетками, кривыми смешными прихватками, где скрипящая кровать на втором этаже укрыта лоскутным одеялом, где в солнечной горнице разбросаны кисти и краски… Вот оно что! Я хочу рисовать! Я сейчас умру, если не нарисую что-нибудь!

А дома больше нет, я с ним попрощалась. И хорошо, что в моем доме не топают чужие сапоги.

– Аарон, – потеребила я эльфа за рукав. – А краски, кисти найти реально?

– Эльфы не умеют рисовать, Гал, – грустно сказал эльф.

Я замолчала, обхватив себя руками.

Я там и уснула, на кушетке, среди бала, под музыку и шум, и проснулась уже в своей постели. Платье мое аккуратно висело на стуле, а на мне было лишь нижнее белье. Интересно, кто меня раздевал? И, главное, как? Попробуй-ка снять с бесчувственного тела платье на завязках!

Тут же на стуле лежало светло-голубое платье, совсем простое, как то, которое было на матери Аарона на первой нашей встрече. Хм, не просто похожее, а то и есть. Только подол подогнан и талия чуть ушита. Неужели Мара запомнила, как я им восхищалась?

Я с удовольствием его надела. Насколько я могу судить, мне оно очень шло.

Незнакомый молодой эльф принес мне завтрак, к которому я уже начала привыкать – фруктовый салат, хлеб с цукатами и горячий чай. И большую корзину с приколотым на ручке букетиком незабудок, очевидно, подарок от поклонника. А в корзине, о чудо! были листы бумаги, шершавые и гладкие, набор кистей, стеклянные баночки с красками, синей, белой, желтой, красной и черной, и даже деревянная палитра!

О Боже! Вот это подарок! Баночки, кстати, были немаленькие. Пол-литровые баночки. И карандаши – потрясающие художественные карандаши разной твердости. И крошечный ножик с костяной ручкой – видимо, для заточки. Не хватало только ластика, но разве это беда? Лучший ластик – это мякоть черного хлеба!

Неужели Аарон постарался? Да я его за это… расцелую!

Со скрежетом я выволокла ближе к террасе туалетный столик, безжалостно смахнув все