Леди Аделина из Лесной Долины (СИ) - Надежда Игоревна Соколова Страница 5

— Что ж, — тихо пробормотала я, проснувшись в своей — нет, Аделининой — просторной, высокой опочивальне. Утренний свет мягко струился через восточные окна, окрашивая стены в теплые, медовые тона и выхватывая из полумрака резные ножки комода и складки балдахина. — Похоже, у нас у каждой теперь своя, чужая жизнь. Интересно, кому из нас повезло больше.

Элсбет, служанка, уже стоявшая у умывальника с кувшином, услышав мое движение, тут же приблизилась неслышными шагами. Ее лицо было привычно бесстрастным.

— Доброе утро, барышня. Воды приготовили, как вы любите, теплой.

Я кивнула и подошла к деревянному умывальному столику, где стоял медный таз с дымящейся водой. Элсбет ловко помогла мне умыться, ее движения были точными, выверенными и привычными, как хорошо отлаженный механизм. Затем мы перешли к более основательному омовению в неглубоком, но широком деревянном чане, застеленном чистой простыней. Вода была приятно горячей и ароматизирована травами – лавандой и розмарином, их запах бодрил и очищал мысли. Я закрыла глаза, наслаждаясь простым ритуалом, ощущением теплой воды на коже и чувством обновляющейся чистоты.

После омовения Элсбет подала мне большое, мягкое полотенце из грубоватого, но впитывающего льна, а затем помогла облачиться в простое, но изящное домашнее платье из серо-голубой ткани. Оно было куда удобнее и легче тяжелых парадных нарядов. Пока Элсбет застегивала легкий, почти декоративный корсет и ловко заплетала мне волосы в несложную, но аккуратную прическу, я размышляла о предстоящем дне. Сегодня — примерка свадебного платья. Завтра — сама свадьба. Шаг за шагом.

Наконец, я была готова. Спускаясь по лестнице в столовую, я чувствовала легкое, щекочущее нервы волнение, но не страх. Это была моя игра теперь, моя партия на этой шахматной доске.

Отец и мать уже сидели за столом, накрытым к завтраку. На его месте рядом с тарелкой лежала развернутая деловая переписка, мать медленно пила ароматный чай из тонкой фарфоровой чашки, глядя в окно на сад.

— Доброе утро, батюшка, матушка, — произнесла я ясным, спокойным голосом, занимая свое привычное место.

Отец коротко кивнул, на мгновение оторвавшись от письма и отложив его в сторону.

— Доброе утро, Аделина. Выспалась? Сегодня тебе нужно будет примерить свадебный наряд. Портниха приедет к полудню.

— Конечно, батюшка, — я налила себе чаю из высокого фарфорового чайника в тонкую, почти прозрачную чашку. Пар от напитка был душистым. — Я готова. Мне самой интересно посмотреть на это творение мадам Солей. — Я добавила эту фразу с легкой, почти незаметной улыбкой, чтобы звучать естественно, и взяла с серебряного подноса теплую, слоеную булочку.

Глава 4

После завтрака мать жестом, не терпящим возражений, предложила мне пройти в Малую гостиную — уютную комнату с лимонными штофами и светлым, натершимся до блеска паркетом, куда редко заходили посторонние. Солнечный свет, проникая сквозь окна, играл на хрустальных подвесках люстры и выхватывал из полумрака акварели в тонких рамах. Здесь уже царила легкая, деловитая суета. На позолоченной вешалке у стены, бережно защищенное от пыли холщовым чехлом, вило то, что должно было стать моим свадебным облачением.

Я замерла на мгновение на пороге, когда служанка сняла чехол. Оно и впрямь было творением мадам Солей. Не белое — наш род считал этот цвет уделом простолюдинок, — а глубокого, переливчатого цвета спелой сливы, того самого оттенка «морской пурпур», который в нашем мире добывали только из редких раковин определенного моллюска и ценился на вес золота. Ткань, тяжелый шелк-сатин, отливал матовым, сдержанным блеском, словно вобрав в себя свет сумерек. Рукава-фонарики, расширяющиеся от локтя, были подбиты более светлым, перламутровым шелком, а лиф и пышный подол покрывала сложная, ювелирная вышивка серебряными нитями — стилизованные ветви, переплетающиеся с пятиконечными звездами, геральдические символы объединения наших домов.

— Ну же, Аделина, не мешкай, — мягко, но настойчиво произнесла мать, занимая место в бархатном кресле у окна, как зритель в театральной ложе, готовая оценить спектакль. Она взяла с подноса чашку с чаем, ее поза была безупречно грациозной.

Служанки, включая Элсбет, осторожно, почти с благоговением, сняли платье с вешалки. Процесс облачения напоминал сложный, отработанный ритуал. Сначала на меня надели несколько нижних юбок из жесткого полотна, чтобы придать силуэту требуемую трендами сезона форму колокола. Ткань шуршала при каждом движении. Затем, затаив дыхание, они подняли основное платье. Ткань была прохладной и ощутимо тяжелой, она мягко, но неумолимо обволакивала меня, как вторая, роскошная и немного чужая кожа. Элсбет, стоя на небольшой скамеечке, ловко, одну за другой, застегивала бесчисленные крошечные, похожие на жемчужины, пуговицы на спине, ее пальцы слегка дрожали от ответственности. Я чувствовала, как с каждым застегнутым крючком платье все плотнее облегает стан, подчеркивая линии тела.

Когда последняя пуговица была застегнута, служанки отступили в почтительном, затаившем дыхание молчании. Мать медленно, не спеша, поднялась из кресла и подошла ко мне, ее критический, опытный взгляд скользнул от плеч до самого подола, выискивая малейший изъян.

— Сидит безупречно, — заключила она через мгновение, поправив едва заметную складку на моем рукаве. Ее прикосновение было легким и холодным. — Как влитое. Позволь жениху увидеть тебя в этом — его сердце если не дрогнет, то хотя бы на миг забьется чаще.

Я подошла к большому, в полный рост, зеркалу в резной дубовой раме. Отражение было одновременно чужим и до боли знакомым. Платье и впрямь было великолепно, произведением искусства. Оно подчеркивало тонкую талию, делало плечи покатыми, а бледность кожи и светлые волосы — еще более выразительными. Но в глазах этой наряженной куклы в роскошном наряде горел не робкий трепет невесты, а холодный, изучающий и оценивающий блеск. Я видела не просто невесту — я видела проект, инструмент, облаченный в красоту.

«Дрогнет ли? — подумала я, с легкой иронией разглядывая свое отражение. — Посмотрим. Возможно, его больше впечатлит не внешний вид, а то, что за ним скрывается».

Я медленно повернулась перед зеркалом, наблюдая, как играет свет на серебряной вышивке, как тяжелая ткань плавно колышется, повторяя движения тела. Я подняла руки, представив, как буду двигаться в этом наряде, ощущая его вес и ограничивающий объем.

— Да, матушка, — сказала я вслух, и голос мой прозвучал ровно и спокойно, без тени девичьего волнения. — Платье прекрасно. Мадам Солей превзошла себя. Чувствуется рука мастера.

Я простояла так еще несколько минут, привыкая к весу шелка, к легкому шуршанию нижних юбок, к тому, как новый наряд