Карен Ченс - Метка тьмы Страница 51

— Тут есть алкоголь. — Я встала на колени у головы женщины и прижала флягу к ее губам. Она сделала небольшой глоток содержимого и провалилась в благословенное забытье.

Я оставила Томаса, заниматься ею, и пошла к мужчинам с намерением освободить их, но довольно быстро поняла, что этому не суждено случиться. Женщина привязана веревками, я думаю потому, что цепи не тянутся так хорошо; но мужчины были закованы в железо. Я бросила взгляд на Томаса. Мне не хотелось с ним разговаривать и еще меньше попросить о помощи, но самостоятельно я никогда не смогла бы освободить их.

— Ты можете сломать их? — Наконец спросила я.

— Можно попытаться. — Мужчина подошел, и мы старались изо всех сил, но ничего не выходило. Мы сделали все от нас зависящее, чтобы снять тяжелые цепи, если учесть, что такое занятие, как их ломка, потребовало от нас огромного напряжения. Мы, казалось, тратили уйму сил на передвижение. Просто подняв освобожденную женщину, я чувствовала себя при этом так, словно провела три часа на беговой дорожке.

В общем, я пришла к заключению, что ситуация складывается не очень удачно. У меня не было представления, где я нахожусь, как собираюсь возвращаться, и как скоро объявятся мучители. Крыса в углу дергала крошечные усики, глядя на меня, и я пнула в нее ковш. Ах, да, и если я действительно вернусь, куда мне надлежит, то окажусь в эпицентре схватки, в удачном исходе которой не была полностью уверена. Даже для меня этот день можно было считать очень неудачным.

— Это бесполезно, Кэсси, — произнес Томас спустя несколько минут. — Здесь я настолько же слаб как человек, и моя сила быстро исчезает. Мы должны помочь женщине, пока в силах сделать это. Остальным мы ничем не поможем.

Я неохотно согласилась. Может этой ночью мне удастся спасти кого-нибудь. Я рассматривал призрачную армию, которая терпеливо смотрела на меня.

— Хм, кто-нибудь знает, как выйти отсюда?

Призраки посмотрели на меня, затем друг на друга. В их рядах происходила перетасовка, пока из толпы не выдвинулся один. Это был восемнадцатилетний парень, одетый в более бедную версию наряда Луи-Сезара, сшитую из синей шерстяной ткани, в руках он держал коричневую шляпу с широкими полями и щегольским желтоватым пером. Я предположила, что он, вероятнее всего, считался модником при жизни, поскольку на нем был очень ажурный шейный платок и парик из длинных завитых локонов, который остался при нем вплоть до самой последней секунды его жизни, а также начищенные до блеска кожаные ботинки с комичными желтыми носами. Он был довольно ярким для призрака; основываясь на собственном опыте, я могла сказать, что он мертв год или чуть меньше.

Призрак поклонился, и хотя это вышло не так же изыскано как у Луи-Сезара, он использовал ту же самую фразу: «A votre service, mademoiselle»[15].

Отлично, просто отлично. Я посмотрела на Томаса, который, стоя на коленях возле женщины, проверял ее пульс.

— Могу ли я рассчитывать на твое знание французского?

Он покачал головой.

— Я знаю лишь несколько фраз, но ни одной, которая могла бы пригодиться в данной ситуации. — Он выглядел огорченным. — Меня не часто приглашали в штаб Сената.

— С каких это пор в Лас-Вегасе начали говорить на французском языке?

Он кинул на меня раздраженный взгляд.

— Европейский Сенат базируется в Париже, Кэсси.

— Я не знала, что ты был с ними.

— Ты очень много не знаешь.

У меня не было времени, разбирать в том, что он хотел этим сказать. Я разглядывала молодого призрака с толикой раздражения. Насколько благодарна я была, что не оказалась снова в теле Луи-Сезара, настолько же разочарована, что не имею доступа к его знаниям.

— Мы не говорим по-французски, — сказала я ему.

Молодой человек смутился, а в рядах снова произошла перестановка. На этот раз вперед вышел другой человек постарше и одет он был более просто, в обычные бежевые бриджи и темно-синий жакет. Видимо он не считал необходимым прикрывать свою лысую голову париком и явно относился к прагматичному типу людей.

— При жизни я был торговцем вина, мадемуазель. Поэтому в силу необходимости мне частенько приходилось бывать в Англии; возможно, я смогу быть полезным вам?

— Послушайте, я не знаю, по какой причине я оказалась здесь. И где это находится. И что вы хотите от меня. Поэтому немного информации не помешало бы мне.

Он выглядел озадаченным.

— Прошу прощения, мадемуазель, но мы в такой же растерянности. Вы — дух, но не такой как мы. Вы — ангелы, наконец-то, посланные нам в ответ на наши молитвы?

Я фыркнула. Меня много с кем сравнивали в жизни, но никогда с этим. А Томаса вообще нельзя было так классифицировать, разве что отнести к падшим ангелам.

— Гм, нет. Я бы так не сказала. — Молодой человек что-то произнес, и у старшего отразилось потрясение на лице. — Что он сказал?

Мужчина стушевался.

— Он опасается за жизнь своей возлюбленной, что она умрет, так же как он, как все мы, в этом месте нескончаемых мук. Он сказал, что ему плевать будь вы посланником le diable, или самого Сатаны, если ваш приход дарует нам надежду на месть. Но на самом деле он так не думает.

Глядя на гневное лицо молодого человека, я очень сомневалась относительно этого.

— Мы не демоны. Мы… это сложно. Я просто хочу вытащить ее отсюда прежде, чем возвратятся тюремщики. Вы можете объяснить мне, где мы находимся?

— Вы находитесь в Каркасоне, мадемуазель, у самых врат Ада.

— И где это? Я имею в виду, это Франция? — Человек посмотрел на меня так, словно я спросила его, какой сейчас год, что фактически было моим следующим вопросом. К черту. У меня не было времени на объяснения призраку, что не являюсь сумасшедшей. По крайней мере, я таковой себя не считала.

— Проехали. Просто скажите мне, куда отвести женщину. Ее собираются убить — ей нужно помочь сбежать.

— Никто не может сбежать. — Он выглядел подведенным. — Вы хотите отмстить кому-то за ее смерть за этими стенами?

Меня начинало все это доставать. Как бы там ни было, мое терпение не было безграничным, и все которое имелось в запасе, уже практически было исчерпано.

— Вообще-то, я предпочла бы, чтобы она не умирала. Так вы собираетесь помогать мне или нет?

Что-то из сказанного мной задело молодого мужчину, поскольку он начал что-то быстро говорить своему товарищу. Женщина пришла в себя, пока они активно спорили, и я гладила ей руку, поскольку ниже запястий не было ни одного места, которого я могла бы коснуться, не причиняя ей боль. Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами, но ничего не говорила. Возможно, это было и к лучшему, так как ни один из нас не был готов сыграть в «двадцать вопросов».