Твоё слово (СИ) - Лисканова Яна Страница 51

— Он на коленях умолял меня остаться, — слегка приукрасила я, — Плакал и все спрашивал: «Шурочка, милая, ну как же я без вас?! Ну у нас же такие грандиозные планы по расширению! На кого вы меня оставляете?», ну и все в таком духе, — я стянула со стола кружочек огурца и закинула в рот, — Но я была непреклонна! Нет, говорю, не могу остаться, душа просит другого!..

— Это славно, что ты знаешь, чего хочешь, милая, — женщина скинула в салатницу нарезанные огурцы, а я чуть скривилась на ее слова. Вообще-то, все не так уж славно, потому что понять, чего я хочу, почему-то последнее время требовало слишком больших усилий.

— Угу, — я уныло кивнула, — А Раш сегодня придет, не знаешь?

— Обещал к ужину подойти, — на огромной чугунной сковороде шипело растаявшее сливочное масло, — передавал извинения, что не смог сегодня с тобой посидеть с утра. Кажется, у него неожиданно образовались какие-то дела…

— Да ладно, мне и одной хорошо, — я махнула рукой, — я даже и не заметила!

Ева кивнула мне спокойно, но зачем-то продолжила.

— Поверь, он не стал бы без причины так поступать, — она кинула щепотку соли в салат и начала перемешивать, — Может ты с ним поговоришь, узнаешь, что у него случилось?

Я задумчиво посмотрела на свои руки.

— Ну если ты просишь…

— Прошу, — кивнула Ева, скрипнул шарниром, — извини, все забываю смазать.

Она чуть смущенно засмеялась, продолжая помешивать салат, а я задумалась над тем, что же мне сказать Рашу, когда он придет. Не хочу, чтобы он видел, что его жестокое равнодушие к моей судьбе, которое он продемонстрировал сегодня с утра, выбило меня из колеи аж на целый день. Мне это еще самой надо переварить.

— Я тебе смазку купила по дороге, она в коридоре стоят, — сказала я Еве, стаскивая еще одну помидорную дольку, которую женщина оставила для меня на доске.

Дорик и Борик весь вечер вели себя подозрительно тихо, о чем-то шептались, иногда поглядывая на меня то ли с жалостью, то ли с осуждением. Я даже не пыталась разобраться, что у них там за игра новая, все ресурсы моего организма уходили на то, чтобы вести себя, как всегда. Прозвучит дико, но мне почему-то не хотелось, чтобы Ева решила, что я из-за него веду себя как-то странно и сказала об этом Рашу.

Вообще-то, я знала, что для большинства окружающих людей я по жизни веду себя слегонца странно, и на общем фоне попробуй разбери, но то — большинство, а это — Ева. У нее глаз-алмаз и чуйка на душевные терзания, как у добермана тети Светы с нашей с Олежой лестничной клетки на шаурму. Эта внимательная псинка чуяла шаурму, даже если ты заворачивал ее в десять пакетиков и нес подмышкой пуховика, и начинала тоскливо завывать на весь этаж, и выла, пока не приходила тетя Света, и неловко глядя в пол, не просила чуть-чуть шаурмы для несносной собаки. И ведь давали. Потому что знали, что иначе собака не заткнется. Проверено опытным путем!

На самом деле мне немного хотелось накинуться на Еву с расспросами о нем, в голове даже уже прикинула список вопросов. И вообще-то, я обязательно вопросы выпишу и задам, но перед этим придумаю какой-нибудь благовидный предлог, который бы объяснил, чем вызвано мое повышенное любопытство.

Я сидела, и чувствовала себя какой-то дурочкой. Все знают, что я по жизни любопытная. Если я и начну выспрашивать про Раша, если я только сделаю вид, что это ни капельки не странно, окружающие воспримут это как должное. Ну всегда же так делала — и работало. Но почему-то сейчас свою повышенную заинтересованность в вопросе показывать не хотелось. Особенно с учетом того, что я пока и сама не разобрала, что это за повышенная заинтересованность и в чем ее причина. Поэтому я просто с тщательно скрытой нервозностью ждала прихода Раша, надеясь, что стоит мне посмотреть на него, ну или на худой конец, поговорить с ним — и все станет на свои места. Я тут же пойму, какое место он занимает в моей жизни, какое я — в его, и все станет прекрасно, я смогу снова спокойно жить и работать, и вопросы межличностных отношений наконец отойдут на второй план и перестанут меня мучить своей неопределенностью!

Наивная!

Стоило ужину приготовиться стараниями Евы, всем домашним усесться за стол, наконец соизволил явиться этот бессердечный, бессовестный, жестокосердечный чешуйчатый гад, который с поражающим в самую душу равнодушием сегодня утром меня кинул! Вроде я за день подуспокоилась и решила, что обижаться на Раша — глупо, в конце концов у него действительно что-то могло случиться, и я даже хотела бы знать, что, но… Но стоило ему спокойно и радостно со всеми поздороваться, помыть руки и сесть за стол, во мне взбурлили потоки то ли лавы, то ли говна. Весь вечер я прожигала его самым суровым своим взглядом, громко бряцала посудой и демонстративно разговаривала со всеми, кроме него. Он три раза порывался извиниться, и мне бы заткнуться да извинить, но это сказать легко, а вот сделать…

В общем, особого смысла перед Евой делать вид, что я не расстроена, не было, потому что теперь даже до Дурика дошло, что я жутко обижена, что Раш продинамил меня с нашими традиционными посиделками на рассвете. 

— Шу… — опять начал он, но я грубо его перебила, со стуком приземлив чашку на стол.

— Передайте соли, пожалуйста! — попросила я, попытавшись улыбнуться. Ева передала мне солонку.

— Держи, милая… Думаешь, недосолено? — поинтересовалась она.

— Ну что ты, Ева, у тебя всегда очень вкусно и досолено, — я посмотрела на нее с благодарностью, — просто если один господин продолжит меня отвлекать от твоей прекрасной еды, я ему эту соль в глаза засыплю.

Раш поперхнулся и начал откашливаться. Борик похлопал его по спине, глядя на меня с возмущением, но говорить что-то поостерегся.

Дурик, видимо, решил спасать положение и переводить тему в безопасное русло. Чуть заикаясь и глядя на солонку в моей руке, спросил, что у меня там с работой и нет ли каких идей; идем ли мы куда завтра и все такое.

— Да, мы пойдем завтра в администрацию Городского Совета, узнавать про интервью барона Арино, — я посмотрела на Дурика максимально доброжелательно, чтобы он понял, что обижаюсь я не на него, и бояться ему нечего.

Раш, конечно, тут же дернулся и с надеждой сверкнул глазами.

— Я могу обо всем догово…

— Нет.

Я отрезала даже быстрее, чем подумала.

— Да почему нет?! — всзвился Бор.

— Ну не знаю, а вдруг он неожиданно решит не договариваться и даже не предупредит? — я ковыряла ложкой в тарелке, со злостью глядя на скатерть, — Уж лучше самой все сделать.

Раш смотрел на меня глазами побитой собаки весь оставшийся вечер, и хотя мне хотелось отпустить ему вообще все грехи, что-то злобное во мне шептало, что надо додавить, доиграть сцену, чтобы он точно понял, какой дурак, и больше так не поступал. А потом уже разбираться, почему он такой дурак.

После ужина я гордо удалилась в свою комнату, скрестив пальцы, чтобы он пошел за мной. А если не пойдет? Если поцокает своими каблучками куда-нибудь по своим делам? Наверняка у него есть дела… Я сидела на кровати и дергала прядь, нервно поглядывая на дверь. Стоило услышать, как по лестнице неторопливо стучат каблуками, я схватила с пола какие-то бумаги и начала вчитываться в них, будто там что-то очень, ну просто непередаваемо важное написано!

В дверь постучали.

— Шура, можно войти? — в отличие от меня, Раш стучал, действительно спрашивая разрешение войти, а не предупреждал приличья ради, что сейчас дверь распахнется. Так что я ответила не сразу, зная, что он будет стоять и ждать. И все же разрешила войти.

Он тихонько прикрыл за собой дверь и присел на ковре у кровати, прямо под моим взглядом. Морок вдруг начал с него буквально стекать, обнажая истинное обличие. Дыхание перехватило. Все-таки внешность у него колоритная. Волосы будто нити золота и сверкали не меньше. На меня грустно смотрели янтарные глаза с вертикальным разрезом. Господи ты боже мой… Сколько я уже таких звериных глаз видела на улицах города, а все равно каждый раз — как в первый. Я не замечала, но под мороком даже одежда кажется какой-то невзрачной, не цепляющий глаз, а сейчас я с удивлением рассматривала пышные рукава белой рубашки с изящным кружевом, стекающим аж до костяшек. Захотелось неприлично захихикать, но я держала суровое и непреклонное выражение лица. Смотрела с осуждением в его красивые глаза, слегка очерченные морщинками. Захотелось их потрогать, но я сдержалась.