Императорский отбор - Сергей Николаевич Чехин Страница 55

Герман тем временем что-то сказал девушке, и та ушла — не иначе как за кнутом или шпицрутеном. Я напрягся, как изготовившийся к прыжку лев, однако и эта тревога оказалась ложной — Карина вернулась с бутылкой вина и бокалом на подносе. Офицер взял напиток и сделал большой глоток, неотрывно пялясь куда-то в сторону двери. Судя по хмурой роже и плотно сжатым губам, немец все еще кручинился из-за недавней схватки, где проявил себя не самым лучшим образом. Что же, так даже лучше — чем раньше взбесится из-за провала, тем быстрее приступит к кровавому действу.

Но время шло, а гад не принимал никаких попыток покуситься на подругу. Возможно, все же опасался кары — уж я-то помню его зенки по пять рублей, когда раскаленный клинок падал и вздымался с такой скоростью, что сливался в огромный сияющий веер. Значит, надо дождаться, когда алкоголь затуманит разум и сотрет все барьеры и ограничения. Как известно, подавляющее большинство тяжких преступлений совершается по синей лавочке, так что ждать осталось недолго.

Он выжрал первый бокал, второй, третий, после чего уронил голову на грудь и заснул. И дрых почти час, из-за чего пришлось неподвижно стоять в кустах, как чукча над лункой. За это время меня искусали комары, на голову спустился жирный паук, а влюбленная парочка из числа придворных людей решила уединиться по соседству — правда, дальше поцелуев дело не дошло.

Под конец всего этого безумия Гессен встрепенулся, выдул из горла остатки вина и побрел в соседнюю комнату, на ходу поправляя брюки. Карина послушно пошла следом — похоже, утырок все же осмелился осуществить задуманное. Но теперь я потерял его из виду, а вламываться раньше срока нельзя — гад все поймет и заляжет на дно, тем самым оставив меня с носом. Единственное, что оставалось — пробраться на задний дворик и вести наблюдение уже оттуда.

Но с этим возникли кое-какие сложности — коттеджи стояли почти впритык, а ширина двора ограничивалась шириной самого дома. Так что я не мог просто перемахнуть через забор, прокрасться вдоль стены и спрятаться в живой изгороди. Пришлось возвращаться к себе, перебираться во двор к соседу, а уже оттуда — на искомую позицию.

И вот что я вам скажу — кустарник вместо забора придумали не просто так. Перелезть через него без лестницы или посторонней помощи задача совершенно нетривиальная. И насквозь не протиснуться — стволы и ветви переплелись в такую циновку, что там и кошка застрянет. Верхушки при том оставались достаточно мягкими и подвижными, чтобы закрепиться на них, как на обычном дереве, да еще и норовили уколоть в глаз. Изгороди регулярно стригли, из-за чего кроны превратились в некое подобие колючей проволоки из тонких и острых обрезков.

И пока с матом и фырканьем перемахнул через два препятствия, изодрал штаны, сюртук и поцарапался не хуже Гессена. На что, как говорится, не пойдешь ради дорогого тебе человека. Хорошо еще, что во втором доме жил Щедрин, который все еще не вернулся из лазарета. Однако когда я кубарем грохнулся с забора, весь истыканный занозами и шипами, из окна выглянула его служанка и настороженно спросила:

— Вы в порядке, сударь?

А она ничего — успел оценить светлые волосы, приятное личико и округлую грудь.

— Д-да, — махнул изодранной до крови рукой. — Я… э-э-э… заблудился. Уже ухожу. Как, кстати, у Руслана Аркадьевича дела?

— Тело в полном порядке, душа еще не очень — страху натерпелся немало. О вас вспоминал, велел передать благодарности при встрече.

— Что же, — оттряхнул галстук от прилившей листвы. — Вот и встретились.

Вампирша смерила меня подозрительным взглядом, но больше ничего не сказала и задернула шторы. Я же перелез через последнее препятствие, прокрался вдоль стены и замер у карниза. К сожалению, обзор закрывали занавески, и приходилось ориентироваться только на слух. И то, что я услышал, мне совсем не понравилось. Из комнаты донесся отчетливый ритмичный скрип вперемешку со сдавленными стонами. Можно, конечно, предположить, что Герман решил вспомнить детство и попрыгать на кровати, в то время как Карина подбадривала его бодрыми вскриками, однако ответ был куда более приземленным.

Кровь вскипела за секунду, в ушах забили колокола, а ладони обжег золотой туман. Я со всей дури вмазал в заднюю дверь — куда более хлипкую, чем входную — и подкрепленный волшебной яростью удар вышел такой, что преграда разлетелась в щепки, словно к ней прикрепили заряд взрывчатки.

Ворвался в дом, окутанный белесым маревом, развевающимся за спиной подобно крыльям, и с ноги вынес вторую дверь. На койку брызнули опаленные обломки, раздался оглушительный женский визг, и незнакомая фрейлина в ужасе выпрыгнула в окно, сверкнув бледным задом. Следом вскочил Гессен в приспущенных кальсонах и с двумя файерболами в руках и уже замахнулся, чтобы покарать незваного гостя, как вдруг замер и погасил пламя.

— Трофим? Какого лешего ты творишь?!

На шум, споро цокая каблучками, прибежала Карина — прилично одетая и без каких-либо следов недавних непотребств. Впрочем, я сразу понял, что конкретно промахнулся — немец забавлялся с одной из придворных дам, что проявляла к нему недвусмысленный интерес на поединке. Но кровь гудела еще слишком яро, чтобы сдавать назад и приносить извинения, поэтому высказал белобрысому все то, к чему готовился изначально:

— А ты что делаешь?! Что за безобразие тут учинил?

— А тебе какая разница?! — соперник подтянул белье.

— Большая! Я не допущу, чтобы ты издевался над моей служанкой!

— А она тут вообще при чем?! — бравый вояка выглядел, как перепуганный ребенок, и я ненадолго оставил его в покое.

— Тебя не обижали? — обратился к подруге.

— Нет, господин, — девушка выглядела отрешенно и в какой-то степени подавлено, будто не хотела проявлять эмоции перед тем, кто достоин их меньше всего на свете.

— С чего ты вообще решил, что я собирался ее обижать? — с ноткой обиды протянул Герман.

— А это не ты угрожал сделать с ней все, что дозволено делать с горничными?

— А что тут такого? Горничные стирают, убирают, следят за хозяйством…

Не сдержался от ухмылки:

— То есть, ты ни на что такое не намекал? И когда велел раздеться у всех на глазах — просто заботился, чтобы она не перегрелась?

Гессен отвел взгляд и вздохнул.

— Я приношу искренние извинения на столь неприглядный инцидент. Я хотел лишь раззадорить тебя, растормошить.

— Что же, — настал мой черед самодовольно улыбаться, — у тебя неплохо