Разожги мой огонь - Татьяна Май Страница 60

— А хозяин вулкана как же? — прошептала, кинув опасливый взгляд мне за спину.

— Супруг он мой. А вот, — сдвинула вверх рукав платья, — метка брачная. После обряда появилась.

— А… а сам хозяин вулкана, — подруга голос до шепота понизила, — чудовище?

Перед глазами лицо Редрика стояло: упрямое, решительное, будто из камня высеченное. А еще беззащитное, словно потерял что важное, — это уж когда болел. Много часов провела, его изучая.

— В каждом из нас чудовище есть, ежели уж о том говорить. Большая трудность не дать этому чудовищу клыки показать.

— Мучил он тебя, Мелисса? — еще тише Алана спросила и всхлипнула.

Припомнила, как все тело в памятную ночь опаляло, только вот не от Изначального Огня близости. И даже сейчас, под ветром пронзительным, в жар бросило.

— Ежели скажу, что мучил, солгу — и тебе, и себе.

— А жрецы ведь сказывали…

— Много они чего сказывали, Алана, — невесело улыбнулась, — да не все правда. Хозяин вулкана жизнь мне спас. Думала, и до обряда не доживу, но он выходил.

Алана голову опустила, вырвала свои руки из моих, отошла на шаг.

— Открыться я тебе должна, Мелисса. Я виновата, что ты здесь оказалась.

— Нет, Алана, перестань, прошу. Слышала я, о чем ты говорила, да только не за что тебе себя казнить. Я по доброй воле к хозяину вулкана пошла и снова бы это сделала, ведь…

— Нет, Мелисса, ты послушай меня, послушай, — заговорила Алана лихорадочно, поднимая голову. По щекам слезы влажные дорожки чертили. — Это из-за меня Арвир все придумал, понимаешь? Он с лекарем сговорился, тот настой смешал, из-за которого ты и заболела. А батюшка… батюшка мой тем настоем тебя напоил. Помнишь, как ты к нам после жребия пришла, он медовухи бочонок свежий из погреба достал?

— Помню. — Деян и правда в тот вечер уж больно настойчив был, угощая.

— Вот. Там-то этот настой и был. А уж когда ты заболела, Ульх и не думал тебя лечить. Потчевал настоем тем же самым, что кашель вызывает. Это мне все Арвир рассказал, когда ты невестой к хозяину вулкана отправилась. Я когда узнала, места себе найти не могла. И ни Арвира, ни себя с того дня простить не могу. Себя — за трусость, его — за жестокосердие. Хоть он и сказал, что заради меня это сделал, да только верится с трудом. Это как же в человеке столько злобы может таиться?.. — Алана дышала тяжело, словно каждое слово ей с трудом давалось. — Думала я, что меня твой дух покарал, когда в булочной сидела, о тебе вспоминала, а она возьми да вспыхни. Едва с батюшкой выбежать успели.

Алана все говорила и говорила, а я припомнила бутылек в камине, что хозяин вулкана разбил. Выходит, узнал обо всем, потому и не дал мне настой тот выпить. И теперь-то наконец понятно стало, отчего булочную сжег — с гневом не совладал.

— Ну вот. Теперь ты правду знаешь, Мелисса. Приму от тебя и ненависть, и…

— Да как же я тебя ненавидеть могу, Алана! — Шагнула к ней, обхватила руками, прижала к себе. — Ты же мне все равно что сестра.

— Не поступают так сестры, — глухо ответила.

— Перестань, Алана, тебя я ни в чем не виню.

— А должна! Должна!

Отзывалась тоска Аланы в сердце безбрежной болью.

— Так ведь жива я. И ты. Понимаешь?

— Так ведь узница ты здесь, Мелисса… — ответила в тон.

Отстранилась, заглянула в мокрые от слез глаза подруги. Еще несколько дней назад сама так думала, теперь же только головой покачала.

— Любую мужнюю тогда узницей назвать можно, — вытерла со щек Аланы слезы.

— Ты же и сама себе не веришь! — впилась пальцами в мои плечи. — Пойдем со мной, Мелисса! Сбежим!

— Не могу, — покачала головой.

— Из-за метки?

— Из-за нее, да не только. Пока я тут, девицы могут спокойны быть. Моя жизнь теперь с этим местом связана. И с Редриком. — На удивленный взгляд Аланы пояснила: — Хозяина вулкана так зовут. — Решила не говорить, что он раньше человеком был. Не моя то тайна.

— Вот видишь, Мелисса… Тем ты от меня и отлична. Я-то о других и не подумала даже…. Но ведь… правду мне скажи: он… не обижает он тебя?

Помотала головой.

— Ни разу не обидел.

— Выходит… люб он тебе? — Алана губу кусала и на меня все смотрела.

Заговорила медленно, старательно подбирая слова:

— Сложно с ним, но с кем из мужей легко? Свою матушку спроси хотя бы, уверена, обратного она не скажет, — улыбнулась. — Ем досыта, сплю на пуховой перине, одета, обута. Приданое мне хозяин вулкана приготовил хорошее. За меня, Алана, сердце не терзай. Я свою участь приняла. Сама не ожидала, что жива останусь, так и жаловаться не могу.

— Твердо ты решила здесь остаться?

Кивнула только. Да и что тут скажешь.

— Ты сама себя прости, Алана. А я тебя никогда ни в чем не винила. — Подняла руку ладонью вверх, не давая ей слова сказать: — С этого мига новая жизнь начнется. И у тебя, и у меня. Слышишь? — Подождала, пока кивнет. — А теперь возвращайся к батюшке с матушкой, извелись, поди. Только прошу: не говори о том, что здесь видела. Ни к чему это. Одной тебе я решила открыться, хотела еще раньше, да только ты от меня сверкая пятками убежала, — улыбнулась.

— Так ведь жрец сказывал, что дух твой из-за слез моих упокоения найти не может… Вот я и решила… Глупая я гусыня.

Привлекла к себе подругу, обняла. Ветер из глаз слезы выдувал, и за то была ему благодарна. Нельзя, чтоб