Елена Яворская - Госпожа Страница 7

Она коротко взглянула на отца. Отец безмятежно улыбался.

— Моя госпожа… Смею надеяться, вы не осудите меня за столь ранний визит. Я прибыл по делу чрезвычайной важности.

— Что же может быть важнее вашей службы, рыцарь?

— Судьба.

— Вы интригуете меня, — Вирита тоже сумела улыбнуться… кажется, сумела.

— Непреднамеренно, даю вам слово, — Эрмант выдержал торжественную паузу. — Я предлагаю вам, госпожа Вирита де Эльтран, стать моей супругой.

Впервые в жизни Вирита не находила слов. Можно было бы ответить простое «да»… но приличия…

— Это большая честь для меня, рыцарь…

— Я жду других слов.

— Вы ведете себя, как завоеватель!

— Не вижу смысла объясняться намеками тогда, когда все решил. Дело за вами.

— Я согласна, рыцарь.

Опустившись на одно колено, Эрмант поцеловал ее руку — и долго не отпускал… похоже, приличия заботили его куда меньше, нежели Вириту. Или ее отца.

— Я уже выразил господину Эрманту свое одобрение, дочь, — веско проговорил господин де Эльтран. — От сегодняшнего дня исчисляем год, как полагается по традиции.

— Каким долгим будет этот год! — прошептал Эрмант.

— Год — не такой уж большой срок, — Вирита смущенно улыбнулась. — Мы ведь будем видеться, правда?

— Вы сможете чаще приезжать в столицу? — взор Эрманта не отпускал ее взгляд. — Если это необходимо, я поговорю с вашим отцом. Вы ведь не откажете, господин де Эльтран?

— Думаю, отец не будет возражать. А вам не удастся навестить нас в Северном имении? О, у нас замечательно!

— Охотно верю. Мой дядюшка по материнской линии — ваш сосед. Правда, не люблю бывать у него — скука и одиночество… То есть — не любил, но теперь… Теперь все изменилось.

И жизнь Вириты изменилась с этого дня.

6

Идма склонилась над шитьем.

Вчера госпожа проявила необычайную милость:

— На туалетном столике серебряная монета. Возьми. И купи себе материи на платье, — сказала она, когда служанка расчесывала ей волосы перед сном.

Рано утром Идма сбегала в ближайшую лавку, купила ярко-голубого шелку, лент, кружев. И сразу же принялась за шитье, прекрасно зная, что госпожа проснется не раньше полудня. Ведь как хорошо было бы вернуться домой в новом платье с кружевами, с лентами… Эрну оно обязательно понравится!..

…Госпожа нынче добрая. Наверное, из-за молодого господина. Не иначе как вскорости быть свадьбе. Оно и к лучшему. Если у господ все ладится, они и слуг не обижают, не устает повторять бабушка Ниса… Госпоже так к лицу новое платье! И жемчужное ожерелье, которое велели передать госпоже, как только она проснется, от имени Эрманта де Альмана, тоже будет к лицу… Прекрасная, милостивая госпожа! Идма улыбнулась.

И снова ее мысли вернулись к Эрну. Знать бы, что он делает сейчас… Когда хозяева в отъезде, работы у него совсем немного. Может быть, он сидит на берегу и смотрит в небо. Он любит смотреть в небо. В похожий день небо точь-в-точь такого же цвета, как этот вот шелк. Эрн может долго смотреть… и глаза у него бывают такие… такие… Только вот задумчивость… нехорошо это для раба… бабушка Ниса говорит… И книги, которые Эрн читает тайком — интересно, где берет-то? — тоже ничего хорошего ему не принесут. Она, Идма, конечно, никому не скажет, но ведь и другие слуги могли заметить… Вряд ли господам понравится… Эрн понимает, потому и прячется. Правда, от нее уже не прячется… с тех пор, как она увидела. Даже пытался рассказывать, Идма одно поняла: рабы — такие же люди, как и господа.

— Замолчи, замолчи! — она не на шутку испугалась. — Вдруг кто услышит, нельзя же о таком…

— О таком и думать нельзя, — Эрн усмехнулся.

От этой усмешки Идме стало еще страшнее. Если бы она умела найти слова, то сказала бы: улыбка превосходства. С такой же улыбкой превосходства Эрн глядел бы в этот миг и на госпожу, окажись она сейчас на месте Идмы.

Да, Эрн бывает странным. Но Идме все равно никого другого не надо…

Призывно зазвенел колокольчик. Идма выронила шитье и бросилась вверх по лестнице, торопливо соображая, что время утреннего чая уже прошло, а время обеда еще не наступило… что же подавать госпоже, чай или обед?

Но госпожа от еды отказалась вовсе — велела принести костюм для верховых прогулок.

— Поторопись, скоро приедет господин Эрмант.

Идма видела, как счастлива госпожа, — и радовалась за нее. А больше того — за себя: вот сейчас госпожа уедет, и можно будет снова заняться шитьем. Домой, в Северное имение, Идма непременно приедет в новом платье.

Необычайно ясная звездная ночь снизошла на землю. Ночь… бриллиантовая госпожа, милостивая к измученным зноем бедным людям.

Эрн любил такие ночи. Они рождали в его душе драгоценное чувство умиротворения.

Он отложил книгу, погасил свет. Он сидел на подоконнике и смотрел в небо.

Тихо подошел Учитель. Сел поодаль, в любимое старое кресло. Кресло скрипнуло — и снова тишина.

Они молчали. Долго молчали.

— Изучаешь расположение небесных светил? — наконец спросил Учитель. Спросил неуверенно, как будто в сомнении — стоит ли нарушать молчание?

Эрн не ответил. Он знал: Учитель не ждет ответа.

— Свободные люди всегда любят небо, — сказал Учитель. Сказал совсем иначе… наверное, никогда прежде так не говорил. Откликнулся на думы Эрна. И при этом снова уязвил…

— Я никак не могу понять вас, Учитель. Вы позволяете мне приходить сюда, вы говорите со мной… пусть не как со свободным…

Учитель тихо засмеялся.

— …но и не как с рабом, — упрямо закончил Эрн. — И все же за это время я не слышал от вас ни одного доброго слова, по-настоящему доброго. Вы как будто бы меня презираете…

— Это вопрос? — прервал его Учитель.

— Пусть будет так.

— Я отношусь к тебе так, как ты того заслуживаешь, — твердо ответил мужчина. — Ты раб, Эрн. И очень хорошо помнишь свое место. Разве что… я ведь тоже по рождению Высший, ты давно в этом не сомневаешься, верно? Так что же ты не стелешься передо мной, как полагается рабу?

— А вам хотелось бы, чтобы?.. — Эрн испытующе поглядел на Учителя.

— Почему бы и нет? — холодно осведомился Учитель. — И глаза тебе полагается прятать.

— Нет.

— Почему? — вопрос был повторен с настойчивостью, какой прежде хозяин лесного домика избегал.

— Потому что для меня вы не господин, — Эрн встал с подоконника, поглядел на сидящего сверху вниз. — Вы — мой Учитель, — сел у его ног, опустил голову, но досказал уверенно и четко: — И я люблю вас.

— Раб не может любить. Раб просто следует инстинкту повиновения, — с безразличием вымолвил Учитель. — Я устал и иду спать.