Елена Рома - Рай: правила выживания Страница 84

– Нет, – Машенька даже вздрагивает. – Но Лену все равно жалко.

– А что остальные? – спрашиваю я.

Интересуют меня, конечно, Машины одноклассники.

– Паша, Миша и Аркаша все рвались к Комаровски… Таня им два дня проходу не давала – нельзя бить больного – а они…

– Из соображений человеколюбия? А я до сих пор жалею, что не врезала, – признаюсь я.

– Я – тоже, – твердо говорит Машенька. – Прости, я же не помнила ничего. Мне Марк Геннадьевич потом объяснил, что эти препараты, оказывается, после использования вызывали кратковременную амнезию. Я вспомнила все, что делал Комаровски, только оказавшись в твоем теле, иначе… это никак невозможно.

Я накрываю ее руку своей. Видно, как нелегко ей дались эти воспоминания.

– Ничего, Маш, теперь все в прошлом.

– А ты… ничего не хочешь мне рассказать? – с трудом переключается она.

– Нет. О чем? – я с преувеличенно наивным видом хлопаю ресницами.

– Ну, хотя бы о том, почему все считают меня девушкой Сетмауэра? – улыбается тезка.

– Все? – переспрашиваю я. – И ты?

– Я? – она не секунду задумывается. – Как я могу быть его девушкой, если…

– Если что? – допытываюсь я.

– Если мне от него… ничего не нужно, – выкручивается она.

– Почему? Может быть, ты боишься серьезных отношений?

Что мне нравится в Машеньке – она никогда не отвечает на подначку или завуалированный вызов.

– Чтобы получились отношения, важно наличие двоих, я права?

Я киваю. Еще бы!

– А никаких двоих нет, – она дурашливо разводит руки в стороны. – Даже если бы я захотела…

– Да если бы ты захотела, – перебиваю я, – любой бы был у твоих ног!

– Любой, но не Кирилл, – возражает она. – Странно, видит меня насквозь, но почему-то терпит… заботится… Представляю, как я ему противна!

О, да тут налицо обоюдное фатальное недопонимание… Придется поработать переводчиком.

– Маш, ты ему очень нравишься.

– Да ну тебя, – отмахивается Маша. – Он серьезный, а я такая… легкомысленная.

– Он поделится с тобой… ответственностью, – улыбаюсь я.

– Маша!

– А ты не пробовала с ним поговорить?

– Я и так знаю, что он обо мне думает.

– Ты такая же наблюдательная? Ведь он – единственный, кто меня раскусил.

– Правда? Ну, тогда понятно, почему он стал твоим парнем.

– Эй, я совсем не это имела в виду! Просто он очень хорошо знает тебя. Знает даже то, что от музыки ты плачешь. И не в состоянии петь, если ты в слезах.

– Это он сам сказал?

– Выдал под пытками, – повторяю я понравившуюся фразу Клауса.

– Странно… А я всегда думала… – смущается Маша.

– А я всегда думала, что людям надо разговаривать друг с другом – особенно в том случае, если они стремятся к взаимному пониманию.

– Не уверена, что разговоры помогут, – опять отмахивается тезка.

Зато, кажется, я знаю, что поможет точно. И если Кир действительно дорожит своей любовью, он должен попытаться.

На следующий день, когда Маша уходит на работу, я отправляюсь искать Кира. В общежитии на меня смотрят странно, но когда меня смущали подобные мелочи?

По дороге встречаю Лоонга Тхао в обнимку со своей Сай Дже – видимо, слухи о разводе сильно преувеличены.

– Молодые люди, подскажите, как мне найти комнату Сетмауэра?

– Чуть дальше и направо, – отвечает кукольный мальчик, окидывая меня изучающим взглядом.

– Только его нет, – продолжает его жена. – Он на репетиции, и мы с Лоонгом можем вас проводить. Мы же идем туда? – вопрос адресован уже супругу.

– Да, конечно, – Тхао улыбается нам обеим.

Далеко идти не нужно – только спуститься в подвал. Большой, хорошо отделанный репетиционный зал со множеством музыкальных инструментов. Про их назначение я могу только догадываться. Хоть и видела некоторые в руках у ребят. Тхао прикладывает палец к губам, но наш приход сразу замечают.

– Тхао, это мама Сай Дже? – шепчет Дегри, мучающий гитару.

Отлично, значит, он все-таки заменит в группе Комаровски!

Подавляю в себе желание двинуть нахала по лбу, мило улыбаюсь и хлопаю ресницами – точь-в-точь как Машенька. Выручает опять Сай Дже:

– Кирилл, эта дама хочет с тобой поговорить.

– Со мной? – удивляется Кир.

Да, мой мальчик, с тобой. Я обещала, что мы познакомимся. И если я буду ждать до свадьбы, она рискует вообще не состояться.

– Кирилл Сетмауэр? – строгость в общении ему не повредит. – На минуточку.

Разворачиваюсь и выхожу за дверь. Через мгновенье он присоединяется ко мне.

– Здравствуйте, вы действительно ко мне?

– Действительно к вам. Передать привет от Маши Петровой и сообщить, что сегодня вечером она приглашает вас в гости. Гитару иметь с собой – обязательно.

– Но…

– Дорогой мой, ну совесть-то есть? Все уверены, что Маша – твоя девушка, а ты после прилета ни разу к ней не зашел! – возмущенно говорю я. – На Мьенге спали вместе, на сэзэ из каюты не выходили, а на Земле – ни разу не встретились? Стихи готовы?

– Какие… стихи? – все еще не понимает Кир.

– Для Машки, конечно! Хотя, знаешь, лучше будет спеть ей… ту песню, что сочинили тогда на Мьенге. Ей обязательно понравится!

– Это… ты?! – спрашивает он, смешно округлив глаза.

– Петрова Мария Александровна, – соглашаюсь я.

– Но ты все равно не настоящая, – вздыхает Кир.

– Как это? – возмущаюсь я. – Самая настоящая, можешь потрогать!

И протягиваю ему руку.

Вечером я, вовремя подсуетившись, оказываюсь в гостях у Юлии Маникевич. Переводчица сначала смотрит настороженно, но вскоре перестает удивляться, потому что теперь я представляюсь той самой ненормальной подругой Машеньки, бывшей безопасницей, которая будет работать в посольстве вместе с Маникевичем-отцом. Мне крайне важно знать о стайпах не просто все, а даже больше. Я забрасываю ее вопросами, и даже пытаюсь заучить несколько общеупотребительных фраз.

– Я дам тебе мнемоническую карту, – наконец вздыхает переводчица.

С ней легко, и, узнав о том, что к Машеньке в гости пришел Кир, она даже предлагает мне переночевать.

– У меня там сумка и вещи, – сетую я. – Поднимусь на минуточку…

Юлька машет рукой. Ей самой все давно про Машу с Киром ясно. А вот мне… хотелось бы убедиться. Но беззвучно возникнув на пороге, я понимаю – надеялась не напрасно, потому что слышу негромкий проникновенный голос Кира:

Пусть я не разгадал чудес, только знаю навернякаУ нее в душе темный лес, у меня – лесная река.В ночь, когда и надежды нет, я ломлюсь в ее буреломИ бреду на призрачный свет, удивляясь, откуда онИ не веря ни в рай, ни в ад, в темной чаще ищу ответ,Но всегда возвращаюсь назад, не дойдя до места, где свет.А когда в голубом далеке солнца круг еще не высокТы выходишь к моей реке и ступаешь на мой песокЯ смываю твои следы, я все ближе день ото дняЖаль, что ты боишься воды и не можешь проплыть меняИ когда под вечер закат разукрасит своды небесТы подаришь последний взгляд и уйдешь в свой сумрачный лес.Видно дан мне удел такой, не считая ни дней, ни летСквозь тебя проплывать рекой, удивляясь, откуда свет.

Я так же тихо разворачиваюсь и ухожу. Теперь все зависит только от них самих.