Судьба в наследство. 1. Письмо, с которого все началось - Елена Александровна Ковалевская Страница 9

- Ага, сейчас! - фыркнула Герта и покрутила пальцем у виска. - Ты в своем уме?

- В своем, в своем, - заверила ее я, и тут же заискивающе спросила: - Ты Юзу обо всем предупредишь?

Я знала, сестра Юозапа будет сильно возмущаться, когда узнает, что заставляю ехать в доспехах. Поэтому сообщить ей такую неприятную новость я попросила Гертруду. Для Юзы она бо?льший авторитет, чем я.

- Предупрежу, куда ж я денусь! - нехотя согласилась та.

Хотя Герта и была старше годами, и военный опыт имела гораздо больший, но я по старшинству стояла выше. Сказывалось дворянское происхождение.

- А что с новенькой будем делать? Тоже по-полной нагрузим?

- Тоже.

- Слушай, жарко будет, в стегачах запаримся, - сентябрь на дворе стоял слишком теплый и в толстом стеганом поддоспешнике можно было заживо свариться.

- А ты льняной, потоньше возьми. Знаешь, как говорят наемники: лучше переб...

- Знаю, - перебила та, зная мою страстную любовь к поговоркам и прочим бородатым перлам народной мудрости. - В общем, так: ставлю всех перед фактом, пусть пыхтят, но едут. Но если что, ты виноватая! - крайней быть Герта никогда не хотела. - Когда в дорогу?

- Иеофилия не сказала? - меня сестра секретарь отчего-то не любит. Видимо думает, что если я займу матушкин пост понижу ее в чине...

- Ответила, что скоро, но не уточнила когда.

Я пожала плечами.

- Юзе сегодня же все расскажи, чтоб готова была. И, Герта, свою любимую секиру возьми. (Секира - выглядит как топор с не очень широким лезвием, вверх у которого торчит длинный пиковидный или копьевидный клин. Обух снабжен крюкообразным или молотковидным выступом.)

- Ну, ты уж прям, совсем... - протянула она, но потом обреченно кивнула. - Ладно, шут с тобой!

Теперь мне можно быть относительно спокойной, старшая сестра Гертруда предупредит Юозапу, и мы будем во всеоружии. А младшую сестру Агнесс можно вообще не принимать в расчет, на то она и младшая.

Глава 2.

За три месяца до описываемых событий, июнь 505 года от основания Церковного Союза.

Дни первой декады июня в святом городе стояли невероятно жаркие. Даже легкий ветерок не беспокоил тончайшие занавеси распахнутых настежь окон. Кардиналу в его алой шелковой сутане было неимоверно душно. Дабы облегчить страдания, он расстегнул пару пуговиц тугого ворота, освободив дыхание. В такую погоду в свои сорок пять он чувствовал себя столетним старцем. Пот каплями катился по вискам, и черные волнистые, как и у любого жителя Салмины, даже не тронутые сединой волосы, от влаги на висках завились тугими кольцами. Смуглая кожа давно покрылась испариной. Его высокопреосвященству было дурно.

- Сильнее Лоренцо! Сильнее! - рявкнул он недовольно, и стоящий возле его кресла дюжий брат усерднее замахал опахалом, достойным нурбанского шаха.

Прохладный ветерок охладил кожу кардинала, принеся временное облегчение.

- Франсиско, холодного вина! - приказал он, и дверь тотчас же распахнулась, а на пороге появился брат с подносом в руках, на котором стояли чаша с колотым льдом и кувшин мурранского.

Прислужник поставил его перед кардиналом. По небрежному взмаху руки, он положил в серебряный бокал несколько кусков льда, налил из кувшина золотистого, с зеленоватым оттенком вина, и только после того как отпил сам, подал его высокопреосвященству. Тот, взяв со стола скомканный шелковый платок, оттер край и сделал большой глоток, зажмурившись от удовольствия.

На самом деле в обычные дни, как и любой житель Салмины, кардинал Джованне с легкостью перенес бы удушливую жару, но вчерашнее ночное гульбище с обильными возлияниями и дурманящими голову курильнями, делали это невозможным.

Его высокопреосвященство сделал последний глоток и протянул вмиг опустевший бокал прислужнику.

- Еще! И льда, льда побольше!..

Брат Франсиско подобострастно подхватил его и вновь быстро наполнил его. Кардинал уже более спокойно отпил новый глоток.

- Можешь идти, - разрешил он прислужнику. Тот угодливо поклонившись, поспешил удалиться.

В последнее время Джованне не доверял никому, его борьба с Благочестивой обострилась до предела. И ныне он чувствовал себя охотником из старой притчи, который сидел верхом на тигре и держал его за уши. В резиденцию из дальних монастырей были выписаны только его земляки, которые перед подачей любых блюд и пития, пробовали их. Его высокопреосвященство боялся, что Саския найдет способ его отравить, и старался обезопасить себя как мог.

Ах, эти знания! Как они много давали, как много дорог открывали перед ним!.. Но деньги! Их безумно не хватало. И чтобы получить свободу от Святого Престола, от конвента и Папской курии, их требовалось еще больше. Тысяча бесов и все Пекло! То, что он узнал, давало огромные возможности, но так же было опасно - один неверный шаг и он мертв. А Благочестивая знает, что он знает. И он знает, что она знает, о том, что он знает...

Мучительно заныла голова, в висках застучало. Бесовские курильни! Как от них хорошо вечером, и как скверно на утро. Ум мутный, как северные болота... А в голове на ровне с мигренью все стучит: 'Деньги. Деньги. Нужно найти деньги!'.

Последний его подарок Благочестивая швырнула в лицо. Сакорское жемчужное ожерелье перламутровым дождем рассыпалось по полу, не долетая до кардинала. И ее едкое: 'Всевышнему в моем лице не нужны дары моря. Тем более подаренные столь нечестивой рукой!', - до сих пор насмешкой звучало в ушах.

Тогда его высокопреосвященство прошиб холодный пот, и вовсе не оттого, что она отвергла дар. А осознание того, сколько сотен золотых сейчас рассыпались по полу, и он не сможет их собрать! Конечно же, эта благочестивая стерва потом прикажет собрать их и распорядится по своему усмотрению, но подарок от него, как попытка купить ее расположение считаться не будет!

'Деньги. Деньги. Нужно найти деньги!' - стучало в голове, а в душе поднималась волна ненависти к этим 'святошам', к этим лизоблюдам, лжецам и подхалимам! Как же он их ненавидел, как стремился вырваться от них. Из этого удушающего, сжимающего в объятьях, словно гигантская змея города. От их вечного присмотра, наблюдения,