Ольга Митюгина - Нетопырь Страница 9

— Ни за что!.. И не подумаю!.. — Элли упиралась и походила на раскапризничавшегося ребенка.

Который уперся всерьез и надолго.

Математик всплеснул руками.

— Нет, я ничего не понимаю, мисс Попрушкайне! Откуда это упрямство?.. Чего вы испугались?..

— Я дарю доказательство вам! И оставьте меня в покое!.. — огрызнулась девушка, пытаясь вернуться на место. Учитель остановил беглянку. Он хмурился.

— За кого вы меня принимаете, юная леди?.. — возмутился он. — Присваивать чужие открытия…как вы можете?!. Все, довольно детской болтовни! Идемте!

Верхняя губка девушки приподнялась совершенно по-волчьи — и глухое рычание завибрировало в горле. Глаза замерцали.

— Я, — раздельно и тихо произнесла она, — совершила ошибку, за которую, если о ней узнают, мне придется расплатиться. Мы не должны делиться нашими знаниями с людьми: ищите сами свой путь, путь света, и не обращайтесь к тропам тьмы за помощью, пусть порой это так доступно и соблазнительно… И мы тоже…ничего…никогда…не должны открывать свету…ни крупицу, ни каплю темной мудрости… Нам никогда не было с вами по пути!..

— Но, Элизабэт… — озадаченно пробормотал студент. — О чем ты?.. Кто это «вы»?.. Разве ты не человек?.. Откуда такая агрессия, такой страх?.. У молоденькой красивой девушки! Тебя должна наполнять любовь!

Элли вздохнула, и чуть дрогнули в усмешке уголочки ровных губ.

И очень тихо заговорила:

— Майк, — обратилась она к молодому человеку по имени, хотя он его и не называл ей. — В вашем возрасте… Вы же должны знать, друг мой, что любовь ничего не должна. Я же не могу заставить ее придти в мое сердце, уйти оттуда… Разве вы это можете?.. Или другие люди?.. Кто управляет ею, Майк?.. Если вы не в силах приказать ей, вы, чей бог сказал Я есть Любовь, то как можем приказывать ей мы?.. Приказывать — не можем, хотя чувствовать — да… — девушка вдруг покраснела. — Она владеет нами, а не мы ею!.. По-другому, и все же… Вы считаете, что светлые чувства доступны только вам. Возможно. Но в любви много тьмы…и любовь человеческая и любовь наша — не суть одно… Не взывайте к моему сердцу, Майк! Страсть подобных мне…жестока для детей света.

— Элли, ты как-то все запутала… — нахмурился Майк. — Ты что…

— Шизофреничка?!. — крикнул кто-то из класса, и все захохотали.

Не снизойдя хотя бы до презрительного движения бровью, Нетопырь вдруг предложила:

— Майк, давайте обсудим все вопросы сегодня вечером, в каком-нибудь сквере. Но при условии: никаких математических доказательств и уговоров!

— Хорошо, но долг перед человечеством…

— Мне нет дела до человечества!

— О’кей.

— Вы угостите меня ужином, мы погуляем… Где и во сколько?

— В шесть подойдет?

— Нет… — она в очаровательном замешательстве прикусила нижнюю губку. — Я, пожалуй, не смогу. — И чему-то лукаво улыбнулась.

Шаловливый бесенок!

— В пять?

— В восемь, полдевятого.

— Уже стемнеет, мисс!

— Ну, как хотите… — безразлично пожала она плечами.

— Хорошо! Где?..

— В школьном сквере.

И тут загремел звонок, разрывая чарующую паутинку диалога. Учитель поспешил выйти в коридор, а девушка вернулась на свое место, задумчиво опустив голову.

Ее обступили одноклассники.

— Здорово ты его, Нетопырь! — наперебой восхищались они. — Нашего сухаря!.. Так ему и надо!

— Ты заметила, как он на тебя смотрел?..

— Ха! Да он от нее глаз не мог отвести!

— А вы видели, какая у него была физиономия, когда Элли встала? Даже вспотел!

— Задание дать забыл!

— Еще бы! Слушай, а откуда ты знаешь доказательство?

— А как ты ему лапшу на уши вешала!.. Супер!..

— Да… У тебя, оказывается, хватка, Элли! Стоило тебе в себя придти… Многих уже на колени ставила?..

Элли вскинула голову и обвела всех ребят холодным взглядом, под которым сразу увяли все улыбки и застыл смех. Погасли шуточки.

— Больше, чем вы все вместе взятые, — бросила она и вышла из класса.

Через несколько минут она вбежала обратно, льдисто-белая, волосы — солнечной тишиной по плечам.

И вскрикнула:

— Ребята, скорее!.. Кристи! Кристи!..

Все кинулись за ней, прямо в женский туалет.

Там, в луже крови, на полу валялась Кристи — беспомощно, как скомканная тряпка.

Девочка была еще жива: грудь судорожно вздрагивала, ловя воздух, по коже растеклась синева, волосы вымокли в крови и, слипшись тяжелыми колтунами, не позволяли обессиленной школьнице поднять голову.

Платье, новое модное платье оказалось растерзано, лифчик разодран, соски грудей откушены, и из ран фонтанчиками выплескивалась кровь…

Медленно, словно зачарованные, одноклассники подошли ближе. То, что они поначалу приняли за запекшуюся коросту на щеках, на самом деле было обнаженным мясом: щеки Кристи были точно, профессионально, срезаны каким-то острым, небывало тонким предметом — настолько чисто провели операцию, не повредив ни единого лицевого мускула!

Ряд оголенных, окровавленных зубов в челюстях, открытые сосуды и сухожилия… Связки, крепящие нижнюю челюсть…

Кто-то отвернулся.

Кристи умирала… На шее алел узкий и очень глубокий надрез, явно сделанный тем же орудием — и оттуда уже медленно выплескивалась оставшаяся кровь, гонимая молодым сердцем.

На гортани тоже позаботились сделать надрез, порвав голосовые связки — и Кристи не могла позвать на помощь…

— Какой ужас… — прошептал один из мальчиков. Кто-то из девочек, не сдержавшись, начал истошно, истерически вопить:

— Что вы стоите, болваны, вызовите врача, скорее!!!

Но никто не трогался с места.

Элли вышла вперед. Участливый взгляд.

Умирающая испуганно подняла на нее угасающие глаза — и из последних сил забилась, пытаясь отползти подальше. Губы ее беззвучно шевелились: «Нет! Нет!.. Лиза!.. Лиза!!. Не надо!..»

— Что с тобой?.. — встревожено и ласково спросила Элли. — Я хочу помочь. Принесите бинты, или…хоть что-нибудь!

— Не оставляйте меня! — вдруг умоляюще прохрипела Кристи. — С ней…

По телу бедняжки пробежала дрожь агонии — и девочка затихла.

— Она умерла! — испуганно вскрикнула Элизабэт. — Какой кошмар…

— Ее убили!

— Наверняка маньяк!..

— Ужасная смерть… Чем ее так?..

— Соски просто откушены! Зубами!.. А вот надрезы… Похоже на скальпель… Врача позовите! И полицию!.. — командовали мальчишки.

Лиза вышла в коридор. Никто не видел ее — и баронесса позволила себе улыбку. Удовлетворенную и насмешливую. Улыбку сытой кошки.