Чувства в клетке (СИ) - Янова Екатерина Страница 27

— Мне надоело лежать, как полено!

Он подает мне стакан с водой, помогает попить. Хочется его придушить, но сил хватает только на то, чтобы бессильно откинуться на подушки. Как же противно быть слабой и зависимой! Сейчас хотя бы температуры нет, потому что тогда мне реально казалось, что я доживаю последние минуты. Хочется забиться в какую-нибудь нору и зализать раны самой так, как я привыкла. Болеть в таких шикарных условиях у меня ни разу не было возможности. Здесь меня все бесят. Но сейчас выбора мне никто не оставил. Амин поправляет подушку и одеяло.

— Я тебя уже послала. Мало? Надо еще раз?

— Нет. Лучше поцелуй!

— Могу только горло перегрызть.

— О, тоже вариант. Раньше обещала челюсть свернуть.

— Могу совместить.

— Послушай, Мар…Марго, — перестал меня Мариной называть, уже хорошо.

— Что? — он садится ближе. Смотрит опять этим своим взглядом, от которого хочется снова реветь или убить его уже, наконец.

— Я понял, что ты не любишь болеть, не любишь быть слабой. Но сейчас по-другому не получится. У тебя была слишком большая кровопотеря и сильное сотрясение. Об остальном я молчу. И потом мы вроде как договорились в пещере, что ты принимаешь мою помощь.

— Я такого не помню, ты воспользовался моим невменяемым состоянием, — хотя, все я помню. Помню и его слова и глаза больные, и слезы наши общие. Но говорить об этом не хочу. Тогда надо окончательно его в душу пускать, а что делать потом? Я не знаю.

— В любом случае, я сказал, что не отпущу тебя. Рядом буду. Можешь ругаться, брыкаться, орать. Когда поправишься, можешь и челюсть свернуть. А сейчас, терпи, — потом взгляд его твердеет, становится серьезным. — Я ведь в какой-то момент думал, что потерял тебя снова. Это было страшно. Поэтому теперь я от тебя не отойду.

— Тебе напомнить, кто был их настоящей целью?

— Не надо, — отводит глаза, — я все помню. Ты спасла мне жизнь. Спасибо!

— Не за что! С такой бездарной охраной непонятно, как ты вообще дожил до этого дня.

— Да. Согласен. Я расслабился. Отвлекся, — смотрит на меня пристально, намекая, на кого именно он отвлекся.

— А Алекс твой о чем думал?

— Да, он тоже зол, потому что в тот вечер я не взял его с собой. Но я не прогадал, — улыбается он. — Ты — лучшая охрана. Кстати, Саид сбежал, сволочь. Хотя, понятно, что основной заказчик не он.

— Конечно не он. Он простая пешка. Где товар?

— Товар забрали. С девчонками сейчас работают.

— Я хочу увидеть их потом.

— Увидишь. Та девочка, она спрашивала про тебя. Что ты ей сказала?

— Что помогу ей. Что все не так плохо, как кажется, — думала я о ней все это время. Она совсем еще ребенок. Как попала сюда, не спрашивала, да это и не важно. Только уже там, в пещере в темноте мелькала у меня мысль, что если не выберусь, то и девочке этой конец. Получается, обманула ее, дала ложную надежду. А ведь это даже хуже предательства.

— Она сирота. Из Белоруссии. Будет в отеле работать. На кухне. Сама эту работу выбрала, так что увидишь ее, как поправишься.

— Понятно.

— Вопрос еще задать тебе хотел, ответишь?

— Смотря, что за вопрос.

— Там в пещере ты звала какого-то Андрея, — усмехаюсь криво.

— Ревнуешь?

— Да! — прямо говорит Амин, чем немало удивляет меня.

— И?

— Что и?

— Дальше?

— Я не обязана тебе отвечать, но так и быть, скажу. Андрей — это человек, которому я очень доверяю, и к которому тепло отношусь, — он хмурится сильнее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Из-за него меня ближе не подпускаешь? — а что, отличная идея.

— В том числе, — расплывчато отвечаю я. Лицо его меняется, становится мрачным. Как приятно это видеть. Даже не думала, что так будет.

— Но я так понимаю, верность ему ты не очень хранишь?

— Это тоже не твое дело, но верность я храню только себе, и потом, я не привыкла ограничивать свои желания. У меня слишком долго не было такой возможности, меня заставляли подчиняться желаниям других. И сейчас я живу так, как хочу.

— И как на это смотрит твой Андрей?

— С пониманием, — говорю с улыбкой, а Амин мрачнеет еще сильнее.

— Я тоже с пониманием могу смотреть на многое, но делить тебя ни с кем не собираюсь!

— Так не дели! Я не твоя, и ничья! Я тебе уже говорила это.

— Да, но, — он берет меня за руку, — нас многое связывает. Там в пещере, ты сказала важную вещь, которая заставила меня поверить, что еще не все потеряно. Ты сказала, что все еще любишь меня. И не надо говорить, что не помнишь. Даже если так, я уверен, что тогда ты говорила искренне, ты открыта была, поэтому я скорее поверю в те слова, чем во все другие. Ты боишься, не доверяешь, а зря. Вместе мы сильнее были бы. Понимаешь? — не отпускает взглядом, держит, умеет словами пробраться в самую душу и покопаться там. Пока я перевариваю его слова, он добивает:

— Вместе мы обязательно ее найдем! — черт! Значит, все-таки проболталась! Вырвать бы мне язык. Так досадно, что на глаза вновь наворачиваются слезы. От этого вообще хочется выть. Отворачиваюсь к стене, проклиная себя за все. Зачем я доверила ему свою самую сокровенную тайну? Как я могла допустить такое? Хочу, чтобы он ушел, но конечно этого не происходит. Наоборот, он наклоняется ближе, вытирает пальцами мои слезы, пытаюсь увернуться, но проигрываю себе снова. С губ срывается грубое рыдание. Хорошо, что за окном темно уже, в палате полумрак, но это все равно не позволяет мне спрятаться от него. А Амин не унимается, продолжает:

— Мариша, мы найдем ее. Я для этого все сделаю. Ты больше не будешь одна. Слышишь?

И снова он побеждает, снова слезы и слабость берут вверх. Я сама не замечаю, как утыкаюсь в его грудь, от дикого внутреннего напряжения, сломанное ребро начинает нестерпимо ныть. Или это в душе что-то рвется? Я даже понять не могу. Все, что мне остается, попытаться расслабиться, пусть даже в его руках. Чтобы потом снова собраться для очередного броска. Долго он баюкает так меня в своих руках, пока в палате становится совсем темно. В какой-то момент я видимо засыпаю, а когда просыпаюсь, с удивление обнаруживаю, что все также лежу у него на груди. Кошмар! Докатилась! Сказала бы самой себе недавно, что так будет, долго бы смеялась. А сейчас мне хорошо. Просто хорошо, что он рядом. Его руки ласково перебирают мои волосы. Как когда-то давно, на нашем месте у реки, или у озера возле того лесного домика. Меня вдруг обжигает такими горячими воспоминаниями, что я сама не понимаю, как говорю:

— Помнишь, когда-то давно мы также лежали у озера?

— Помню.

— Ты песню мне пел, помнишь?

— Помню. Ее мне мама пела всегда в детстве, — он начинает петь. Слова песни на дагестанском, они звучали незнакомо раньше. Сейчас же я понимаю значение большинства слов. Я ведь почти год после похищения жила у Зухры, пока не родила мою девочку. Там все говорили чаще всего именно на этом языке. Первое время это тоже выбивало меня из колеи, потому что не понимала ничего. Потом выучила. Начала других понимать и сама говорить. О беременности тогда узнали случайно, за день до предполагаемой отправки товара. Мне было слишком плохо, поэтому вызвали местную медсестру, она-то и сообщила шокирующую новость. Трудно было описать, насколько взбешена была Зухра. Тяжело мне тогда пришлось. Думала, убьет меня. Но нет. Я выжила, и девочка моя выжила. Почему Зухра на аборт меня не отправила, я не знаю. Может, возиться не хотела, может еще что. Но она дала мне выносить ребенка. Заставляла делать самые грязные работы, следить за скотиной. Жила я тоже в сарае на заднем дворе. Несколько раз пыталась бежать. Но дом стоял глубоко в горах, и выбраться оттуда было очень сложно. Конечно, сейчас я бы обязательно нашла способ. Но тогда я не была Марго, тогда я была наивной, слабой Мариной.

Меня обволакивают слова народной дагестанской песни. Оказывается она о несчастной любви. О гордом парне и прекрасной девушке. О том, как их разлучили злые люди, но они встретились через годы и чувства вспыхнули с новой силой.