Спи, моя радость (СИ) - Билык Диана Страница 3

Теплый пуховик украшен натуральным мехом, что щекочет и лезет в рот. Отмахиваюсь, оцениваю макияж и прическу: как кукла, ей Богу. Подол платья задорно выглядывает из-под куртки и обвивает мои колени при каждом шаге. Сапоги высокие, туфли для танца взяла с собой. Вот бы партнер попался симпатичный. Или хотя бы добрый. Хотя уже все равно. Буду хвататься за любого, только бы не женатый был.

Щипает глаза, когда выбираюсь из подъезда на улицу. Будто веревочкой тянет назад, домой: выпить какао с молоком, слопать топленого печенья и снова уснуть. Нетушки! Здесь, в моем мире, ты властвовать надо мной не будешь! Вычеркну, разомну, рассею и забуду. Хватит!

До клуба добираюсь на такси. Мысли роятся, как шмели. Думаю о Призраке. Елки- палки, работу потеряла, друг предал, а мне сдался этот властный иллюзорный мужчина. Может, не в клуб нужно, а прямо к врачу, на дурку?

Пока авто несет меня через окутанный ласковой теменью город, я вспоминаю, как все началось…

6

И пусть ни завтра, ни где-то в будущем нас не найти в мире верных, любящих.

Среди толпы много лиц, а в памяти не остывает твой образ, знаешь ли.

Снег решает, что ему мало: падает на дорогу плотным ковром и припудривает воздух хлопьями. Летая мимо лампочек и гирлянд, снежинки кажутся разноцветными бабочками. Так и хочется загадать самое заветное желание! Но рано: до Нового года целый месяц еще.

Возле афиши с изображением известной группы я неловко поскальзываюсь и ударяюсь плечом в стекло. Хоть не головой, и на том спасибо. Отступаю и вижу, как на крошечную сгорбленную бабушку неконтролируемо летит трамвай. Не знаю, чем я думаю, но бросаюсь к ней и отталкиваю в сугроб.

Трещат тормоза, звенит звонок над головой, и в висок больно упирается бордюр.

— Жива? — жестко говорит старушка и наклоняется надо мной. Я трогаю измокшую от крови шапку и киваю, не вставая. — Вот и славно, — бабушка поправляет шерстяной платок, разворачивается и уходит, ловко минуя редких людей.

— Вот и благодарность, — ворчу и принимаю вертикальное положение, но на ноги еще боюсь подняться — вдруг упаду от головокружения. Кто-то руку подает, но я отпихиваюсь. Мне бы вещи свои найти.

— Это ты мне? — сухое и сморщенное лицо спасенной бабки проливает на меня свет черных глаз, меня аж откидывает назад. Болезненно морщусь и моргаю, сбрасывая непрошенные слезы.

— Я вам жизнь спасла, хоть бы «спасибо» сказали.

— Будет тебе «спасибо», да такое, что надолго меня запомнишь, — бросает яростно старая, обрызгав меня дурно пахнущей слюной. Люди на миг отворачиваются, или мне чудится, а растопыренная костлявая ладонь летит мне в лицо.

— Что иллюзия, что реальность — все спутается, перекрутится. Будешь жить во сне, а спать в жизни. Пока не сломаешься! — последнее иголкой впивается мне в шею, туда где опустились скрюченные пальцы, отчего получается только всхпипнуть. Бабушка наконец отстраняется, улыбается ехидно и ласково-ласково говорит: — Спасибо.

— Не за что! — выдавливаю и ошарашенно смотрю, как старая, прихрамывая на левую ногу, переходит второй перекресток. Там ее быстро поглощает толпа. Очнувшись от задумчивости, пытаюсь найти сумку. Ни денег, ни телефона. Кто-то успел в суматохе стащить. Не удивлюсь, если бабка: корявые пальчики растопырила, и будь здоров. Бывают же люди!

Придерживая ушиб испорченной окровавленной перчаткой, плетусь назад в офис. А что делать? Нужно хоть как-то домой добраться. На проходной охранник разрешает воспользоваться телефоном и приносит мне салфетки и перекись, пока я суматошно вспоминаю хоть один номер из записной книги.

С Вовой учимся вместе в универе, понимаю, что и в страшном сне вспомню его мобильный. Он, когда познакомились, на лбу себе маркером написал и сидел всю ленту в протест мне и на потеху одногруппникам. Я ведь его визитку вчера не взяла, сказала, что мне хватит с ним встреч на уроках. Ох, мы смеялись, когда в туалете отмывали его вредное и упертое лобище.

— Вов, выручи, — смеюсь в трубку.

— Что у тебя, горюшко-Яринка?

— Череп немного проломила, сумку слегка украли… Заберешь меня из офиса?

— Тебя что на остренькое потянуло? — взрывается хохотом Вовка и добавляет: — Минут через сорок приеду, не раньше. Жди и ничего не вытвори больше. А то я тебя знаю!

Знает, как же. Два года общаемся, не разлей вода. Да так крепко, что иногда мне кажется, что он больше подружка мне, а не друг.

7

Что там за дверью? Темно и холодно.

Тикает время. Тук да тук.

Мне без тебя одиноко в городе и без тебя все валится с рук.

Первый месяц практики в журнале становится адом и перезагрузкой моего понимания работы в целом. Тысячи изображений, сотни сообщений и знакомств. Лица мелькают, меняются, краснеют-бледнеют, я их не запоминаю, киваю, что-то отвечаю. Каждый день с учебы лечу на четыре рабочих часа, чтобы в будущем заслужить хотя бы место верстальщика в престижном журнале. Просто тружусь и не обращаю внимания на дергающихся в предпраздничных судорогах работников.

Нужно было за испытательный срок вникнуть в работу и не оплошать, а для этого у меня остается слишком мало времени. Еще приходится с учебой совмещать. Оказалось, все, что нам рассказывали на лентах, было довольно отдаленно схоже с реальностью. И училась заново, и практиковалась в придачу.

Родители осенью купили мне однушку, как подарок и билет во взрослую жизнь. Не знали они насколько близки к правде. В ноябре я частично вещи перевезла, но еще не все обустроила. Хотела ремонт косметический сделать, потому и оставалась жить у родителей. Поворотным днем стало первое декабря…

Он приходит первый раз и обнаженный замирает у моей постели. Сон же… Я позволяю ему любоваться и сама разглядываю крепкое тело, но не могу отпечатать его образ в памяти: будто дым, касаешься его, и он расходится в стороны и растворяется в воздухе.

Я смущаюсь, потому что для меня это впервые. Думаете, до этого мне не снились эротические сны? Еще как снились. Но они были туманными, неразборчивыми, после них я просыпалась разбитая, с синяками под глазами и пучком колючек в паху, потому что оргазм не снимал напряжение, не наступал, как я не старалась отпустить себя. Без толку. Не освобождалась энергия. Впервые случился у меня секс во сне, и был он реальней всего на свете.

От мужчины искрит, будто он состоит из молний. Я слышу его тонкий запах, но не знаю ему названия, я чувствую, будто наяву. Только разглядеть лицо гостя не получается, но я и не беспокоюсь об этом. Это же морок. Просто сладкий сон.

— Ярина… нежная, моя… — шепчет мужчина и, притянув к себе, стаскивает белоснежную рубашку с моего разгоряченного тела. — Не бойся. Не дрожи. Не плачь. Я буду охранять тебя, буду беречь.

— Я не боюсь и не плачу, — говорю, а сама качаюсь от трепета, как последний осенний лист. Как приятно в его руках, словно в облаках.

Где-то куранты бьют, гость усмехается, в золотых глазах дрожит восторг и радость. Что он там заметил, на моем лице?

— Ты будешь ждать меня завтра? — шепчет, изучая угол моего плеча, срываясь на талию и поднимаясь к груди. Я задерживаю дыхание. Еще никто не касался меня так… по-особенному.

— Буду, — наивно отвечаю я. — Кто ты?

Лукавые глаза с золотым блеском оказываются ближе, ниже… Шершавый язык касается оголенной кожи. Нежный укус выстреливает колючками куда-то под лопатки, я непроизвольно выгибаюсь, но не падаю — крепкие руки держат меня и тянут назад. Для меня ощущения новые, неизведанные, не могу сдержать стон и хрип.

Мужчина не останавливается, шарит ладонями по животу, комкает соски и нежно выкручивает их, и быстро поднимается выше. Я в предвкушении закусываю губу и замираю.

— У тебя ведь никого не было?

— Ты первый, — шепчу и прикрываю глаза.

Мужчина на миг отстраняется, и на голую кожу опускается декабрьская прохлада, а горячая рука оказывается у меня между ног. Лишь миг сопротивляюсь, но потом раскрываюсь для него и принимаю ласки. Тягучие, как патока, и сладкие, как майский мед. Не сдерживаюсь и выгибаюсь, с каждым движением выше и выше, будто взлетаю.