Роузи Кукла - Познание французского языка Страница 5

На меня уставилось довольно противное отражение, с кислой улыбкой до боли, до самых печенок знакомое…

— Ну и что, ты на меня с таким неприятным видом уставилась? Что?

Господи!.. — подумала… — я что же, схожу с ума? Сижу и разговариваю со своим отражением!

Нет! Никаких больше разговоров! Встала… Стою и чувствую себя словно развалина… И даже хороший макияж не может скрыть моего безобразного настроения…

Все! Не хныкать! Взять себя в руки и…

Давай уже, Жанночка, топай на свою работу ненаглядную… Иди уже! Пора!

Господи! Ну и капуха же я! — глядя на часы. А еще и неряха… — говорю про себя, оглянувшись на смятую и не застеленную постель, на раскрытый диван и фотографии, что так и лежат рассыпанные…

— Я потом уберу все, мамочка! Потом! Я люблю тебя, мамочка… — и снова неприятно и жалко закололо в носу…

Глава первая. Около университетские истории

Абитуриентка

— Так, ну и что там у нас? — спрашивает, как бы себя, Жаннет.

А Жаннет, это «Жанка — Дырка», так девчонки постарше, студентки учили нас называть преподавательницу французского в университете, на кафедре иностранных языков, как очень вульгарное и переделанное из имени — Жанна Д Арк. Но мы все из суеверного, и можно сказать — даже, трепетного страха перед ее именем, все же, боялись ее имя так коверкать и поэтому все мы, в разговорах между собой, звали ее проще — Жанна Дарк или еще проще, просто как — Жанка.

А Жанка, она ведь еще и заведующая кафедрой французского языка, куда мы, девчонки из разных областей и краев, стремились попасть еще с детства.

Вот и я такая же, как и все мы, приехала и сдавала экзамены. Но одни набрали достаточно баллов и были зачислены, а другие, такие как я, стояли сейчас за дверью кафедры и переживали, при этом — одни уже были счастливы и все с радостью, а другие — как я, с волнением и необъяснимой к себе жалостью. …

А потом, меня вызывают, вошла, стою и молчу.

— Ну и что же мы будем с тобой делать дальше? — спрашивала Жаннет, подняв на меня свои колючие серые и безжалостные, но довольно выразительные глаза.

— Не знаю… — мямлю жалостливо.

А Жаннет еще раз все листает и листает мое тонюсенькое дело — абитуриентки Красивой Светланы Алексеевной, такого-то года рождение, уроженки такой-то деревни и области.

— Это сколько же тебе, красивая? — так снова спрашивает, как бы вкладывая в мою фамилию двойной смысл, что мол, ты такая красивая или такая фамилия — Красивая, отрываясь от бумаг и еще раз меня всю, окидывая оценивающим взглядом.

— Восемнадцать…. — все так же безвольно мямлю, с дрожью в голосе. — Восемнадцать было в мае. — А потом, собравшись с духом, добавляю:

— Перед самым поступлением и окончанием школы…. Вот. — Почему-то добавляю это свое провинциальное — «вот».

Дальше она со мной переходит на французский зык, и хоть я не все понимаю, о чем она меня спрашивает, но все равно, неожиданно смело и ясно, да еще с хорошим прононсом в ответ ей:

— Ви! Ви! — Что на французском языке означает — Да, да, мол, согласна.

А что — да? Тоже мне профессор, стоишь и дакаешь!

Раньше надо было свое умение показывать, а теперь-то что? Злюсь на себя, потому что не все улавливаю из ее быстрых и молниеносных вопросов, которыми она меня просто засыпает на прекрасном французском. У меня даже, и я это чувствую, раскраснелось от напряжения и переживаний лицо, и я ей, после ее вопроса о родителях, как выдала, чему научила меня мама, с перепуга видно так все у меня вышло складно…

— Ну, что? — спрашивают меня сразу же несколько таких же, как и я девчонок с неопределенной судьбой, как только я выхожу за дверь. — Что она сказала? Приняла?

— Сказала, что я буду до первой сессии вольнооперде…,— запнулась, смущенно, потому что мы так между собой перед этим шутили и я, неоднократно повторяя, коверкала это слово, как все мы — играясь, потому невольно выпалила, но тут, же поправилась, — вольноопределяющейся…

— А?….— тянут одни разочарованно, а другие, с усмешкой и унижающе гадко, — вольнооперделяющейся….— слышу от них с издевкой.

Я уже хочу поправить их, как тут вспомнила, что она мне напоследок, перед самым выходом из кабинета передала, чтобы я позвала следующую девчонку и я, поднимая смущенное лицо, говорю, почему-то глядя в глаза, одной из взволнованных девчонок:

— Мадмуазель Тенардье! Тенардье, следующая должна зайти….

— Я? — Переспрашивает та, на которую я невольно уставилась, а она среди всех выделялась.

— А ты мадмуазель, Тенардье?…

— Да она, она! Пропустите девки, мадмуазель.… Вот еще что придумала Жанка? Ей, видите ли, мало нас унизить отказом, так она еще и с издевкой нам, мол, мадмуазели мы все для нее, мадмуазели, как будто мы самые настоящие б… Недаром о ней все…

Дверь приоткрывается, и я слышу, как Жаннетт громко:

— Мадмуазель Тенардье! Тенардье, я сказала!

— Я Тенардье, я! — сказала очередная жертва или избранница? И отталкивая нас, исчезает за дверью…

Потом все невероятно…

После меня и Тенардье Жанка никого не приглашает, вместо того сидит там одна, молчит за дверью, а мы все топчемся, не решаясь заглянуть и спросить. И только одна из девчонок, та, что была такая грубая и довольно высокая, которую сразу же все почему-то прозвали Малышкой, взялась за ручку двери, оттесняя нас в сторону, да громко так, никого не стесняясь.

— А я так не могу! Все, девки! Богословите, иду за приговором, — и потянула дверь на себя…

— Нет! Никого больше! Все свободны. А Тенардье и Красивая — зайдите! — Громко и четко, как обрезала, жестко и неумолимо отчеканила Жаннет.

— А я? — Громко, все та же — высокая Малышка.

— Нет! Никого больше! Все остальные свободны!

У меня, как только слышу неумолимый приговор остальным, сердце заходится от переживаний за них и собственного волнения, неожиданной радости и надежды за то, что я не разделила их судьбу, и проскочила, и я, теперь сама уже, отталкивая, и отрывая руку высокой девушки от двери.

— Нам можно? — спрашиваю с волнением и подобострастием, заглядывая в дверь.

— Да, заходите и дверь за собой прикройте плотнее…

Потом мы стоим и слушаем от Жаннки такие слова.… И не сразу до меня доходит, что мы все еще имеем шанс учиться в университете, и что я и Тенардье, мы словно избранные. Остальных отвадили, они не прошли по конкурсу, а мы — те, кто, хоть и недобрали баллов, и их не хватило на зачисление, но мы остались. Нас зачислили условно и Жаннет об этом нам растолковывала.