Инь vs Янь. Книга 1 - Галина Валентиновна Чередий Страница 52

без этого всего столько дней-то? Рамзин облизывает меня, трется лицом, прикусывает и протяжно рычит, сотрясая все мои внутренности этим пробирающим до костей звуком. Нет ни секунды передышки. Его язык, губы, твердость зубов с секундной вспышкой боли и опять язык. Его пальцы, буквально погруженные в плоть моих ягодиц из-за того, как крепко он меня удерживает. Я вцепляюсь в край стола, царапая его и даже отдаленно не представляю, какие звуки издаю. Только осознаю, что тело свело такой судорогой болезненного предвкушения, что, кажется, самое время начать лопаться мышцам от напряжения. И тут все исчезает — и рот, и руки, и даже жар разгоряченного мужского тела. Я повисаю в одном крошечном шаге от оргазма и начинаю медленно сползать обратно в это невыносимое предвкушение.

— Скажи мне, что чувствовала, когда Роман пялился на тебя, — говорит Рамзин.

Господи, да какой такой Роман? Кто это вообще? Вернись и доведи начатое до конца, мерзавец!

— Серьезно, Рамзин? — выдавливаю я. — Чертовски утомительный способ добывать нужные сведения. С мужиками ты тоже им пользуешься?

— Ты еще способна веселиться, дорогая. Надо это исправлять.

И все возвращается обратно. Жесткие пальцы, мягкие губы, горячий язык и твердые зубы. Я взлетаю, добираюсь до самого края, а потом опять откатываюсь назад стараниями Рамзина, точнее их отсутствием. То, что вылетает из моего рта, заставило бы, наверное, и портовых грузчиков залиться стыдливым румянцем. И способы расправы, которые я пророчила Рамзину, очень обогатили бы какое-нибудь пособие для убийц-профессионалов. Да, мое воображение весьма креативно, особенно когда над ним так бесстыдно изгаляются.

— Ты ведь нарочно искал повод, сука, — шиплю я, когда он останавливается в очередной раз.

— А разве ты сама не так же специально провоцируешь меня на это? — рычит он и прикусывает мою ягодицу. — Тебе нравится все, что я делаю, ты с ума сходишь, почему бы просто не покориться мне во всем?

Неужели это правда? Я сама ищу повод для конфликта, чтобы обратить наше противостояние в секс, за который мне потом не будет стыдно, потому что, типа, у меня не было выбора? Как будто я готова признаться себе в этом. Особенно сейчас.

— Черта с два! Никогда! Никогда! Никогда! — я кусаю до крови губы. Хочу его. Хочу до потери рассудка, до темноты в глазах, до разрывающей боли внутри. Но не могу просто смириться, не так. Не на его условиях. Я ведь тоже желаю, если уж если не победить, то хотя бы ощутить, что он тоже готов сдаться такому же нестерпимому вожделению.

Забыть от желания обо всех наших боданиях.

Чтобы не было проигравших или победителей.

А были только мы двое — умирающие от раздирающего на части наслаждения.

— Никогда! — рявкает Рамзин и снова отнимает у меня все свои мучительно невыносимые прикосновения. В его голосе, наконец, прорывается то, что он точно так же балансирует на грани полного безумия от неистовой похоти.

Чувствую колебания воздуха и понимаю, что он встал позади меня. Слышу, как он расстегивает ширинку, и замираю в ожидании.

— Я тебя предупреждал! — волна его гнева омывает меня, добавляя еще больше топлива в огонь сжигающий меня. Что-то опять будто щелкает во мне, и я перехожу ту грань, за которой имеет значения хоть что-то кроме желания провалиться на самое дно наполненной похотью бездны и пребывать там как можно дольше.

Твою же ж мать, если он ворвется в меня, я буду вопить от наслаждения, наплевав на всю свою гордость и принципы. Прямо сейчас мне так нужен он глубоко внутри. Раскаленный член Рамзина упруго шлепается по моей ягодице, пачкая предсеменем, и я выгибаюсь, как ошалевшая в течку кошка, желая подставится ему. Но вместо этого понимаю, что мужчина обхватывает свой ствол рукой и делает резкие, грубые движения, задевая при каждом меня. Мне не нужны глаза, чтобы представлять себе, как это выглядит. Как стремительно движется его кулак по члену, как исчезает и снова появляется раздувшаяся, сочащаяся влагой головка. Как вздуваются мускулы на руках.

Запрокидывается голова, открывая дергающийся кадык. Распахивается рот, выпуская наружу не уместившееся внутри освобождение. Обо всем этом мне абсолютно отчетливо орут звуки, его дыхание и стоны.

На самом деле все происходит так быстро, что я толком даже и не успеваю ничего осознать, только увидеть эту ослепительную картинку в своем разуме, а потом слышу сдавленный низкий стон и ощущаю, как обжигающая влага ударяет в мою кожу и начинает медленно стекать, остывая. А я осознаю, что стою тут, согнувшись над столом в самой что ни на есть развратной позе, вся открытая для Рамзина, а он просто взял и отказал мне в оргазме. Я просто не могу поверить в это до тех пор, пока моей кожи не касается что-то мягкое. Рамзин необычайно бережным движением вытирает свою сперму с меня, и это оказывается просто последней каплей.

Я поднимаюсь, резко разворачиваюсь и срываю с глаз его проклятый галстук. Моё тело колбасит от рвущегося наружу разочарования охренительной силы. В бешенстве я хватаю первый попавшийся предмет со стола и пытаюсь ударить Рамзина. Он перехватывает мою руку, но я снова атакую, желая вцепиться ему в лицо ногтями. Но опять неудача, и обе мои руки обездвижены. Я извиваюсь и бьюсь в его железном захвате, ору, как хочу его убить, как ненавижу. Потому что это правда в эту самую минуту. Он довел меня до такой крайности, что я совершенно потеряла себя от дичайшего неописуемо мучительного возбуждения, и бросил, отказав в оргазме.

Поэтому да, я хочу причинить ему боль, хочу его гребаной крови. Но Рамзин резко разворачивает меня и прижимает к себе, полностью обездвиживая. Я рвусь так, что кажется мышцы лопнут, но ничего не помогает. В этот момент моя злость прорывается наружу первым сокрушительным рыданием, я давлю его, давлю, но не справляюсь. Это какая-то чертова истерика, слезы льются позорным потоком и никак не хотят остановиться. Рамзин будто каменеет.

— Яна? — почти испуганно спрашивает он.

— Пошел на хер! Убери лапы! — сквозь всхлипы хриплю я. — Ненавижу тебя. Ненавижу, слышишь? И буду ненавидеть всегда, хоть через тысячу лет!

Рамзин вдруг подхватывает меня, и я оказываюсь лежащей спиной на столе, а он стоит между моих раздвинутых ног и напряженно всматривается в моё лицо.

Выглядит растерянным и виноватым, растеряв всю свою властность. Я снова стараюсь его стукнуть или лягнуть, но тело какое-то непослушное и ослабевшее, и он с легкость удерживает мои ноги. Но я не собираюсь останавливаться и убиваю его хотя бы взглядом.

— Прости, — сипло говорит Рамзин